Игорь Морозов - Феномен куклы в традиционной и современной культуре. Кросскультурное исследование идеологии антропоморфизма

У осетин годовые поминки были приурочены к зимнему периоду календаря. По свидетельству В. Ф. Миллера, спустя неделю после Нового года и в день Богоявления осетины отмечают так называемое «сидение мертвых» ( mcerdty badcen ). «Этот обряд справляют в тех семьях, которые в течение предшествующего года потеряли кого-нибудь из близких. В честь умершего пекут хлеб огромной величины, такой, что одному человеку достаточно было бы на месяц. Затем делают чучело, изображающее покойника, распялив на палках его одежду. Чучело ставят на скамейку, вокруг которой раскладывают все любимые вещи покойного – винтовку, шашку, кинжал, трубку с табаком, балалайку и т. п. Перед чучелом ставятся чашка и бутылка арака, предназначаемые покойнику, так как существует верование, что душа его на это время отпрашивается у Барастыра на побывку домой и вселяется в чучело. В течение дня происходит оплакивание, а затем угощение» [Миллер 1882, с. 203–204].

В. Ф. Миллер указывает на возможные параллели этого обычая с царским погребальным обрядом скифов, описанным Геродотом, согласно которому через год после погребения вокруг царской могилы устанавливали 50 чучел убитых в честь владыки юношей и коней.

Илл. 73

В современных годовых поминках осетин-христиан, приуроченных к первому воскресенью января (Бадаентае, Бадоен), старому Новому году (Ног бон) или Вербному воскресенью ( Зазхоессоен ), наряжают специальные деревья: для умерших молодыми – ель (заз), для пожилых – особую конструкцию в виде дерева из шестов, укрепленных на крестовине (цыраг дарогн), которые украшаются деталями одежды (фартук, шапка, посох), сладостями и свечами, которые зажигаются во время ночной поминальной трапезы. Обряд завершается церемонией вывоза заз и цыраг дарогн на кладбище [Пчелинцева 2005, с. 223–224]. То есть в современной обрядности антропоморфная символика сменяется более абстрактной фитоморфной со «знаками антропоморфности». Отметим также, что осетинам-мусульманам этот обычай не известен.

Употребление кукол и иных антропоморфных фигур в похоронно-поминальной обрядности – явление достаточно универсальное, хотя в развитых культурах европейского типа подобные практики сохраняются лишь в виде пережиточных рудиментарных форм. Вместе с тем обрядовые аналоги изображений (чучел, кукол, масок) покойника, сохраняющиеся и в настоящее время у некоторых народов, указывают на существование в прошлом устойчивых связей между антропоморфным изображением усопшего (в современных ритуальных практиках это может быть, например, фотография) и представлениями о посмертных инкарнациях души. Изображения воспринимаются как своеобразные двойники умершего: их кормят, поят, за ними ухаживают, с ними разговаривают и даже укладывают в постель. По-видимому, это один из источников, на основе которых сложились позднейшие представления о кукле как способе инкарнации мертвеца.

Хотя в погребально-поминальной обрядности восточных славян куколки встречаются крайне редко, в основном в зонах контакта с иными этносами (например, у русского населения Кавказа и Причерноморья), их наличие в прошлом косвенно подтверждается как календарной обрядностью, использующей символику похорон (см. ниже), так и специальными ритуалами, совершавшимися при проводах членов семьи в дальний путь. По сути они очень близки к календарным обрядам выпроваживания и проводов, однако по форме, особенно в современных вариантах, нередко очень своеобразны и требуют особого рассмотрения.

Существуют свидетельства о том, что у русских в некоторых случаях могли изготавливаться куклы, изображающие умершего человека. По свидетельству А. Д. Неуступова, в Зубовской волости «в память об умершем ребенке иногда делают куклу, в которую, по верованию, будто бы иногда входит нечистая сила и бывает причиной тому, что кукла плачет, как умерший ребенок» [Неуступов 1906, л. 140]. По сообщению С. В. Комаровой, санкт-петербургский художник, отдыхавший в середине 1990-х годов в Каргопольском р-не Архангельской обл., наблюдал, как его хозяйка, усаживаясь за стол, каждый раз приглашает угоститься небольшую деревянную куколку, стоящую под иконами. Куколка имела явно выраженные «мужские признаки» и, как вскоре выяснилось, являлась изображением умершего мужа хозяйки. В своем дневнике художник не только сделал зарисовки «мужичка», но и отметил, что хозяйка неоднократно в его присутствии восхваляла соседкам его мужские достоинства [ЛА КСВ, пос. Волошка].