Леонид Беловинский - Жизнь русского обывателя. От дворца до острога

И еще был у русского мещанства один объект для неприязни, издевательства и даже ненависти – крестьянин. Ведь основная масса мещанства приписалась в это сословие, выйдя из крестьян, разбогатев на торговле и скупке-перепродаже продуктов земледелия и скотоводства, на мелких подрядах. Крестьянское прошлое с его нескончаемым тяжелым трудом от зари до зари, недоеданием и постоянной угрозой голода, абсолютным бесправием перед всяким «начальством», каждым проезжим «барином» было ненавистно мещанину. И он любым способом стремился отчураться от этого прошлого и забыть его. «Вышедший на линию», выбившийся из крестьянской среды мужик наряжал своих детишек в «пальтончики» и учил их по-барски «мерсикать ножкой». Мещанин был почти столь же бесправен и почти столь же не обеспечен материально, как крестьянин. И его нарочитое отчуждение от крестьянина было средством социальной мимикрии: авось какой-нибудь городовой или квартальный сочтет его принадлежащим к «чистой публике», а не к «серому народу», и не полезет сходу кулаком в рыло, не потребует двугривенного.

Эту ненависть к крестьянину мы видим у самого мещанского писателя – Максима Горького, для которого живущий чужим трудом вор Челкаш гораздо чище и благороднее крестьянского парня, пошедшего на преступление, чтобы купить кормилицу-корову. Эта ненависть хорошо просматривается и во всех работах, выступлениях и политической деятельности вышедшего из мещанской среды (дед по отцу был грамотным крестьянином, «вышедшим на линию», отец – из бедных астраханских мещан, получил образование на средства дядюшки-приказчика, учитель, затем чиновник народного просвещения, дослужившийся до генеральского чина действительного статского советника) В. И. Ульянова (Ленина), вождя «челкашей» всех мастей.

«Прочие «торговые люди» нашего города… чаще всего только на словах были хороши: не мало в своем деле они просто разбойничали, «норовили содрать с живого и мертвого», обмеривали и обвешивали, как последние жулики, лгали и облыжно клялись без всякого стыда и совести, жили грязно и грубо, злословили друг на друга, чванились друг над другом, дышали друг к другу недоброжелательством и завистью походя, над дураками и дурочками, калеками и юродивыми, которых в городе шлялось весьма порядочно, потешались с ужасной бессердечностью и низостью, на мужиков смотрели с величайшим и ничуть не скрываемым презрением, «объегоривали» их с какой-то бесовской удалью, ловкостью и веселостью» (24; 64).

Все это – нищета, полуголодное существование в разваливающейся избенке, жульническая торговля всем, что подвернется под руку, вплоть до собственной дочери, все бытие провинциального мещанина ярко изображено в поэме воронежского мещанина И. С. Никитина «Кулак»: «И с той поры, лет тридцать сряду, / Он всякой дрянью промышлял, / И Лукича весь город знал / По разным плутням, по наряду, / По вечной худобе сапог / И по загару смуглых щек».

Однако же и среди провинциального мещанства были люди иного полета. Угличский мещанин Свешников, сам любивший чтение еще с детства (мачеха, хорошо к нему относившаяся, «часто насмехалась надо мною, называя меня тюфяком, толстомясым и наседкою, потому что я действительно не был похож на моих сверстников: в зимнее время, исключая школы, я почти совсем не выходил на улицу и все время проводил или в курене, или сидел на лежанке, поджав под себя ноги, за какою-нибудь книгою»), ставший затем уличным книготорговцем, а там и написавший несколько очерков, повествует о своих дальних родственниках, у которых прожил некоторое время: «Иван Онисифорович, хотя и занимал очень невысокую должность – он был не более как рыночный сторож, – был человек очень неглупый и довольно начитанный; у него стоял довольно порядочный сундук с книгами преимущественно исторического содержания и русские романы, которые, впрочем, он очень берег и мало кому давал читать; зато он любил и, можно сказать, умел рассказывать прочитанное. Так как они держали порядочную квартиру, и у них было много жильцов – торговцев того же рынка, то у нас не проходил ни один обед, ни один чай без того, чтобы Иван Онисифорович не вел с кем-либо литературного разговора, особенно он любил потолковать по части истории» (160; 25). Таких мещан было немало и в столицах, и в провинции, и иной раз они пользовались у горожан даже и высших сословий большим авторитетом.: «Николай Михайлович Мясников занимал в Вологде совсем исключительное положение. Ведя сравнительно не особенно большое дело бакалейным товаром и виноградными винами, он еще с молодых лет был хорошо принят в дворянском кругу, а с годами, пользуясь репутацией умного и безупречно честного человека, стал обязательным советником во всех трудных и нередко щекотливых делах. Хотя он, кажется, дальше приходского училища не пошел, но для своего времени, а главное для его среды, его можно было назвать даже человеком выдающимся по образованию; он много читал в молодости и любовь к чтению сохранил до старости. К тому же он не хуже любого палатского секретаря знал законы. И в городском обществе Николай Михайлович был авторитетным человеком. Если его и не выбирали в городские головы, так только потому, что тогда для этой должности непременно требовался крупноденежный человек; зато Николай Михайлович почти бессменно отправлял судебные должности по городскому управлению. Это, однако, не избавляло его от особенных поручений, которые зачастую возлагали на него губернаторы, когда в городском голове не находили достаточно толкового человека» (133; 59).