Леонид Беловинский - Жизнь русского обывателя. От дворца до острога

Е. П. Янькова простодушно вспоминала: «Преосвященный Августин (архиепископ Московский. – Л. Б. ) имел много прекрасных свойств: он был весьма строг, но справедлив; консисторию держал в ежовых рукавицах, и белое духовенство, в то время по большей части грубое и распущенное, его трепетало. Он иногда по-отечески бивал своей тростью, а не то и руками, кто его прогневает, но никого не делал несчастным» (148; 243). Мемуаристка воистину простодушна: консистория обязана была контролировать архиерея, а не он ее – «держать в ежовых рукавицах», а битый тростью или даже «руками» священник… Этот достойный владыка был невоздержан не только на руку или на язык, но и умер не слишком достойно: «Преосвященному прислал кто-то в гостинец перед масленицей большую банку зернистой икры, которую он любил кушать каждый день. В субботу либо в воскресенье ему мало ли подали к столу икры или вовсе не подали, только он, сидя уже за столом, потребовал, чтобы принесли. Келейник бросился на погреб опрометью и от поспешности поскользнулся, упал и разбил банку. Зная горячий и вспыльчивый нрав владыки, келейник не решился доложить ему о том, что случилось. Страха ради, служка наскоро выбрал самые крупные осколки стекла и подал икру на тарелке. Преосвященный кушал торопливо, а тут он был еще в сердцах, что заставили его дожидаться, стало быть, ел, не замечая, что глотает мелкие кусочки стекла… К вечеру он стал чувствовать спазмы в желудке, страшную резь… Сделалось воспаление, и в несколько дней так его свернуло, что на первой неделе пришлось петь над ним «со святыми упокой»… Вообще говорили, что он скончался от тяжкой болезни и даже будто бы от чахотки. Это вздор: он был преплотный из себя, а ему придумали смерть от чахотки! Он умер просто-напросто от икры. Но как было сказать, что кончина архиерея последовала от икры?» (148; 241).

Вот достойный образчик смиренного монаха-постника: «Августинкадушка» сатирического стишка в сердцах ел столь жадно икру, что не замечал осколки стекла в ней.

Наличие архиерея в городе привносило в городскую жизнь некоторые особенности. Дело в том, что архиерей не мог показываться на улицах пешком, а по традиции был обязан выезжать из своей резиденции только в карете и под колокольный звон; военные обязаны были отдавать честь архиерейской карете, становясь во фрунт (караулы «делали ружьем»), а лица партикулярные – кланяться. Несмотря на то что высказавший столь резкое мнение о душевных качествах русского епископата С. М. Соловьев знал, что писал, следует отметить, что далеко не все архиерейство обладало ярко выраженным честолюбием, и многих эти почести просто смущали. Отсюда – неподвижный образ архиерейской жизни, протекавшей в четырех стенах и, максимум, в небольшом садике при архиерейском доме. А такой образ жизни вел к развитию специфической «архиерейской болезни» – вялости кишечника, запорам и геморроям.

Поскольку уже в XVIII в. многие, а в XIX в. – практически все архиереи еще до своего положения в сан успевали окончить духовные академии и защитить диссертации, среди них было немало ученых, и не только в сфере богословия. Имена некоторых ученых духовного сана остались в истории русской науки до сих пор. Прежде всего, нужно назвать крупного историка литературы и библиографа митрополита Евгения (Болховитинова) и митрополита Макария (Булгакова), одного из крупнейших богословов, историков православной церкви и специалистов в области церковной археологии; он недаром был избран ординарным академиком Императорской Академии наук и действительным или почетным членом всех археологических, исторических и тому подобных обществ. Митрополит Макарий с огромным сочувствием относился к труженикам науки на всех поприщах, оказывая им моральную или материальную поддержку, а перед смертью завещал все средства, вырученные от продажи его трудов, на премии за лучшие научные и учебные сочинения (так называемая Макарьевская премия, выдававшаяся в размере 5 тыс. руб. в год) и на стипендии. Разумеется, не только среди высших иерархов Русской православной церкви были крупные ученые. Так, крупнейшим в России синологом был архимандрит (за пренебрежение миссионерскими обязанностями был лишен сана и обращен в простые монахи) отец Иакинф (Бичурин), оставивший многочисленные описания Монголии, Чжунгарии, Китая, народов Средней Азии и за свои труды трижды получавший Демидовскую премию.

Огромную роль русское духовенство сыграло в миссионерстве. Конечно, значительная часть миссионеров, подвизавшихся в Сибири и на Дальнем Востоке, исполняла свои обязанности по-казенному, исчисляя успехи лишь количеством крещеных (чисто формально) инородцев. Но многие не ограничивались простым крещением и даже проповедью христианского учения, а стремились внедрить среди полудиких народов, населявших окраины страны, начала цивилизации. Таков, например, был просветитель алеутов епископ Камчатский (впоследствии митрополит Московский) Иннокентий (Вениаминов), обучавший алеутов и колошей не только христианству (им было переведено Священное Писание на алеутский, курильский и якутский языки), но и плотничному, столярному, слесарному, кузнечному ремеслам, научивший их выделке кирпича и каменной кладке.