Миле Белаяц: Кому нужна ревизия истории? Старые и новые споры о причинах Первой мировой войны

В том же ключе авторы многих работ, опубликованных в связи с годовщиной начала Первой мировой войны, отзываются и об Австро-Венгрии. Будучи «фактором стабильности», «цивилизационного развития и процветания», она не могла в конце концов не ответить на провокационное воздействие сербского национализма – «фактора дестабилизирующего». От авторов, сознательно формирующих «идеальный образ» Монархии, не стоит ожидать объективного компаративного анализа. На одной стороне – Сербия, которая после Балканских войн оказалась в ситуации «этнически сложной реальности» и которая повинна в преступлениях на обретенных территориях, воспринимаемых ею как к колонии. А на другой – Австро-Венгрия, представляющая собой «правовое государство», «ошеломляющее своей справедливостью», придерживающееся в своей политике принципа «постепенности и настойчивости», преисполненное «духа взаимного уважения и толерантности в отношениях между различными этническими и религиозными общинами». Государство с «совершенной администрацией», с верховенством «закона и порядка», с разветвленной транспортной сетью, связывающей воедино всю страну, с «государственным образованием», «социальной и гигиенической защитой» и т. д. При описании этого «рая на земле» абсолютно исключено употребление терминов «колониальная политика» или тем более «империализм». Если верить вышесказанному, у сербов в Боснии и Герцеговине не было ни единого рационального повода к недовольству. Восхваление достигает апофеоза в утверждении, что «к 1914 г. Босния и Герцеговина достигли уровня, сопоставимого с остальными областями Двойной монархии». Соответственно, быть противником всего вышеперечисленного мог только «иррациональный национализм» [39] . В своем недавнем интервью австрийский историк Манфред Раухенштайнер (Manfried Rauchensteiner) заявил: «По своей природе Австро-Венгрия (а Югославия? – М. Б.) была помехой для любого националистического государства. Между прочим, словенцы и хорваты воспринимали Австро-Венгрию не так, как сербы. Даже в Боснии и Герцеговине принимали Австро-Венгрию. Многие, кто смотрит в прошлое из 2014 г., говорят, что австро-венгерские многонациональные государственные рамки (а югославские? – М. Б.) оставались жизнеспособными» [40] . С вышеприведенными оценками диссонирует игнорируемая многими классическая работа историка Робина Оки, который рассматривал австро-венгерский режим в более достоверном контексте, а именно империализма того времени [41].

У непосвященного читателя под влиянием подобной апологетики может сложиться впечатление, будто у Австро-Венгрии не было реальных внутренних проблем, а лишь одна внешняя – сербский «заговорщицкий» проект. Таким образом, в Монархии не было антисемитизма, прозелитизма, денационализации (интенсивной мадьяризации и онемечивания), не было конфликта двух половин империи, поставившего ее на грань распада и даже войны, отсутствовали хорватско-венгерские, чешско-немецкие, венгерско-румынские, венгерско-словацкие, итальянско-австрийские противоречия, не осуществлялось сопротивление введению военной обязанности на оккупированных территориях. В конце рассматриваемого периода 87 % населения Боснии и Герцеговины не оставались неграмотными, не было сохранившихся с османской эпохи архаичных феодальных отношений и вызванных ими мятежей и восстаний (1910), из-за которых пятикратно увеличилось количество полицейских участков, а также произошло расширение сети и рост численности военных гарнизонов. Не существовало бедных, грязных и отсталых районов, в которых гарнизонным офицерам, по словам историка Иштвана Деака, не оставалось ничего другого, как «пить не просыхая» [42].

Историк Милош Кович напоминает, что происходившее на Балканах полностью укладывалось в общую тенденцию того времени. Против Османской империи восстали не только на Балканах, но и во всех остальных ее пределах. В Европе взбунтовались все малые нации: каталонцы, ирландцы, финны, поляки, литовцы, эстонцы, румыны, итальянцы – подданные империй. Норвежцы отделялись от шведов. Повсюду возникали общества заговорщиков, от рук которых погибали короли, королевы, президенты, губернаторы, премьер-министры… Победа Японии способствовала пробуждению самосознания народов Азии. Наступило время массовых забастовок, охвативших все страны [43].

Согласились бы сегодня итальянцы, венгры, чехи, словаки, поляки или румыны, чтобы всю их историю XIX в. и периода Первой мировой войны пересмотрели ради интересов тех сил, которых мировые войны смели с исторической сцены? Сторонникам исторического ревизионизма костью поперек горла становится каждый исторический факт, отступающий от параметров новой политической корректности. Так, некоторым участникам дискуссии о Балканских войнах «сомнительными» кажутся сообщения сплитской газеты «Слобода» – органа Хорватской народной прогрессивной партии, – опубликовавшей 18 августа 1912 г. передовицу «В Хорватии сколачивают виселицы…». В ней шла речь о вынесенных 12 августа в Загребе приговорах Луке Юкичу (совершившему покушение на бана Цувая), Джуре Цвиичу, Августу Цесарцу, Франье Неидхарду и др. Статья, а точнее плакат, заканчивалась словами: «Пускай льется кровь, ибо только кровью питается древо Свободы. Да здравствует объединение и освобождение югославян – хорватов, сербов и словенцев!». Произошло это за два месяца до начала войны, которой суждено было воодушевить славян по всей Монархии. Множество таких свидетельств о настроениях в «мультиэтничной и толерантной» империи читатель обнаружит не только в произведениях современников – Йосипа Хорвата, Оскара Тартальи, – но и в работах молодых хорватских историков, как, например, Игора Деспота [44].