Игорь Зимин - Двор российских императоров. Энциклопедия жизни и быта. В 2 т. Том 1

Романовы и боцман А. Е. Деревенько

Со временем положение дядьки упрочилось. Его комната располагалась рядом со спальней цесаревича во всех императорских резиденциях. Цесаревич называл его Диной. Матрос получал приличное жалование. На январь 1914 г. оно складывалось из сумм его императорского высочества – 360 рублей, жалования гвардейского экипажа – 444 рубля, дополнительных выдач гвардейского экипажа – 579 рублей, что составляло 1383 рубля в год 213. Кроме этого, существовали различные косвенные выплаты. Например, сына Деревенько в марте 1912 г. бесплатно прооперировали в больнице Крестово-здвиженской общины, «за что туда было переведено 18 рублей канцелярией императрицы Александры Федоровны» 214. Императрица входила и в другие семейные заботы дядьки. В ноябре 1910 г. «ее величество осведомились о том, что у него на родине больна сестра, и повелеть изволила ему уволиться в отпуск для посещения сестры». Для проезда ему и его жене были выделены деньги на дорогу. В декабре 1915 г. матрос обратился к императрице с ходатайством о назначении ежегодного пособия на воспитание его детей (Алексея – 9 лет, Сергея – 7,5 лет, Александра – 3 лет), которые были крестниками императрицы и цесаревича. Дядька обучал своих детей французскому языку и приходящей учительнице платил по 20 рублей в месяц. Всего же на обучение детей Деревенько тратил «около 350 рублей в год». Просимые деньги были ему немедленно выделены 215. Но иногда Андрея Еремеевича «били по карману». В апреле 1912 г. в канцелярию императрицы было направлено письмо, подписанное генерал-лейтенантом, заведующим хозяйством гофмаршальской части, в котором предлагалось матросу Деревенько вернуть 32 копейки за взятые в ливадийской сервизной кладовой осенью 1911 г. ложку столовую простую ценой в 12 копеек и две столовые простые вилки по 10 копеек за штуку.

По мере того как цесаревич взрослел, круг забот дядьки расширялся, и в декабре 1913 г. произошли некоторые «кадровые перемещения». Об этом писал лейб-медик Николая II Е. С. Боткин в письме к графу Ростовцеву: «О назначении только что принятого на службу к высочайшему двору матроса Нагорного – помощником боцмана Деревенки. Из сказанного мне ее величеством я понял, что фактически боцман Деревенко будет по-прежнему называться дядькой его высочества наследника цесаревича. Но юридически он должен занимать место камердинера, а его помощник, Нагорный, – гардеробщика» 216.

Цесаревич Алексей, Николай II и боцман А. Е. Деревенько

А. Е. Деревенько был достаточно заметной фигурой в окружении императорской семьи, и о нем упоминали почти все мемуаристы, причем упоминали по-разному. Вот одно из таких описаний: «Матрос разухабистого вида, с нахальной рожей… он – персона; с ним все очень внимательны, заискивают, угощают папиросами» 217. С ним старались ладить, и он ладил с весьма высокими персонами. Тот же автор писал, что «по-видимому, лейб-хирург профессор С. П. Федоров пользуется особым расположением Деревенка. Тот сегодня очень долго суетился: «Где профессор?» – кричал он, когда усаживал в автомобиль дворцовую челядь при выходе ее из штабного кинематографа» 218. Столь же иронично упоминал о дядьке В. В. Шульгин в книге «Дни»: «Матрос Деревенько, который был дядькой у наследника цесаревича и который услышал, что волынские крестьяне представляются, захотел повидать своих. И вот он тоже – «вышел». Красивый, совсем как первый любовник из малорусской труппы (воронова крыла волосы, а лицо белое, как будто он употреблял creme Simon), он, скользя по паркету, вышел, протянув руки – «милостиво»: Здравствуйте, земляки! Ну, как же вы там?.. Очень было смешно.» 219В. С. Пикуль охарактеризовал матроса в целом верно. «Попав на дармовые харчи, Деревенько, сын украинца-хуторянина, сразу показал, на что способен. В одну неделю отожрался так, что форменка трещала, и появились у матроса даже груди, словно у бабы-кормилицы. За сытую кормежку он дал себя оседлать под «лошадку» цесаревича. Деревенько сажал мальчика к себе на шею и часами носился как угорелый по аллеям царских парков, выжимая свою тельняшку потом, будто после стирки. Но зато цесаревичу теперь не грозили царапины и ушибы!» 220

Будучи дядькой цесаревича, он, видимо, понимал значимость своего положения и, несмотря на малограмотность, пытался вести дневник. Эти дневниковые записи охватывают очень короткий период – с 1 сентября по 28 октября 1912 г. Тогда он явно ощутил близость к истории и на своем уровне фиксировал происходившие события. Так, 6 сентября 1912 г. он записал: «Утром сидели дома, ножка болела. Компресс был, играли в карты» 221.