Юсиф Джафаров: Гунны и Азербайджан

В действительности же все гораздо сложнее. Узость источниковедческой основы по проблеме, крайний недостаток археологического, антропологического, этнографического, лингвистического и другого материала и, как следствие, отсутствие отработанной, логически цельной научной концепции по раннетюркской (гуннской) проблематике не позволяют в настоящее время перейти к более широким обобщениям. В этой связи достаточно отметить хотя бы то обстоятельство (весьма важное по существу, но почему-то нигде не учитываемое), что до сих пор на территории Азербайджана пока не выявлен ни один могильник (не говоря уже о поселении), который по способу погребения, характеру инвентаря и другим многочисленным признакам можно было бы с достаточной убедительностью отнести к погребениям, с ярко выраженными древнетюркскими чертами. И это в то время, когда памятники древнетюркского (гуннского) облика давным-давно известны на огромной территории от Монголии до Венгрии (включая Северный Кавказ), хорошо изучены и не представляют загадки для их атрибуции археологами. В этом смысле тем более непонятно, каким это образом иным авторам удаются глубокомысленные заключения по проблеме этногенеза азербайджанцев (в вопросе изначальной или ранней тюркизации), если они не опираются даже на один выявленный и четко датированный ранний древнетюркский археологический комплекс.

Главные акценты в работе расставлены на реконструировании политических событий и на их основании освещении цельной картины истории взаимоотношений гуннов с Албанией. Конечно, насколько это возможно, учитывая состояние дошедших до нашего времени письменных источников. Вполне понятно, что в такой работе невозможно обойтись без полемики как по общим, так и по частным вопросам гуннской истории. Думается, что читателю без нее было бы даже неинтересно узнать, насколько гуннская проблема, несмотря на ее достаточную изученность, все же представляет собой еще много загадочного и неизвестного. К тому же, где еще, как не в полемике со множеством мнений, взглядов и концепций можно отстоять свою собственную точку зрения. Как это не выглядит парадоксальным, но мы до сих пор точно не знаем, кто именно были гунны по происхождению, на каком именно языке говорили, что общего и какая разница между так называемыми азиатскими и европейскими гуннами, какие именно азиатские племена входили в гуннский союз и были ли они вообще родственны гуннам по происхождению или языку, и многие другие не менее важные вопросы гуннской проблемы. Проблема, к которой с такой осторожностью подходят специалисты всего света, но в которой, как оказалось, прекрасно разбираются некоторые авторы с более широким кругозором. Чтобы не быть голословным, отмечу, что только по вопросу о языке гуннов (только языке!) существуют точки зрения о том, что гунны говорили на монгольском, маньчжурском, тюркском, финно-угорском, иранском и даже славянском языках. И ведь у каждой из этих теорий о языке гуннов были (и есть) свои сторонники, писались статьи и монографии, защищались диссертации. Просто отмахнуться от них или не заметить нельзя — в каждой из этих теорий, наряду с ошибочными, имеются и убедительные доводы, строгая логика аргументации. Сколько потребовалось времени, труда, знаний, борьбы, прежде чем большинство ученых сошлись наконец на теории тюркоязычности гуннов, хотя и здесь имеется множество различных точек зрения. До сих пор, например, исследователи спорят о том, какого именно типа был этот тюркский гуннский язык: был ли он близок языку орхонских надписей Монголии, или языку древних булгар Причерноморья, или языку других древних тюркских групп. Имеем ли мы один и тот же тюркский язык и в случае азиатских гуннов (хунну, сюнну), и в случае европейских. Ведь прошло более 300 лет, прежде чем, исчезнув в китайских источниках, гунны появились в греко-латинских. А чего стоят вопросы гуннской ономастики и этнонимии, которые волнуют весь ученый мир тюркологии более двух столетий. До сих пор неясно, какого происхождения имя знаменитого вождя гуннов Аттилы — тюркского или готского (германского). Интересно отметить, что в последнее время возобладала, как кажется, готская версия этимологии этого имени, что само по себе поставило целый ряд новых вопросов. Все это — лишь то немногое, что говорит о сложности подхода к гуннской проблеме. О непозволительности решать весь этот тонкий комплекс многогранных проблем двумя — тремя волевыми формулировками. Тем более в такой деликатной сфере, как этногенез азербайджанского народа. Здесь исследователю необходимо самому разобраться в каждом из многочисленных вопросов, составляющих гуннскую проблематику. Разобраться для того, чтобы самому, а не с чужих слов, судить о том, кто прав в той или иной трактовке данного события или факта, а кто заблуждается и почему. Ему необходимо отстоять право каждого решенного им вопроса на существование в науке, на что порой уходят долгие годы часто неблагодарной исследовательской работы, мучительных сомнений в своей правоте и честного признания своих ошибок. И лишь только потом, соединив все) воедино, подойти к обобщающим выводам о том, какую именно роль сыграли гунны в этнических процессах в целом. И зная, сколько времени нужно провести за письменным столом хотя бы для того, чтобы разобраться в таком, казалось бы, «простом» вопросе, как вопрос о времени и обстоятельствах появления первых гуннских групп сначала к востоку от Волги, а затем уже в Закавказье (в Албании), опробировать его в статьях на конференциях, выслушать немало критических замечаний, разобраться и в них, то необыкновенно сказочной может показаться жизнь в науке, когда вдруг неожиданно прочитаешь в очередной публикации о том, что «тюркоязычные гунны вместе с другими тюрками» составили ядро азербайджанского народа. Начинаешь думать, каких именно «тюркоязычных гуннов» имеет в виду именитый автор, каких именно «других тюрок» и какой именно «тюркский язык». Откуда это вдруг взялись эти гунны, да к тому же прямо в Азербайджане, и как это им удалось столь незаметно для исследователей миновать и Северный Кавказ и другие смежные регионы? И что это за такое этническое ядро, созревшее при помощи тюркоязычных гуннов? И вот, испытав всю гамму уместных в таком случае чувств, мысленно поздравляешь этого автора за его откровение. За то, что не углубился он в дебри этого вопроса (откуда, когда, почему, как и зачем), а просто, в двух словах объяснил читателю на понятном ему языке, откуда пошел азербайджанский народ. Ведь, если бы этот автор вдруг узнал, что этот самый «тюркский» язык гуннов давным-давно исчез с лица земли, что между этим архаическим тюркским языком и современным тюркским — азербайджанским, такое же сходство, как между динозавром и ящерицей, то, вероятно, умудренный жизненным опытом, оставил бы непонятные и неведомые ему проблемы этногенеза. И обратился бы вновь к толкованию более привычных и менее коварных вопросов, ближе знакомых ему по специальности.