Виктор Земсков: Рождение «второй эмиграции» (1944-1952)

Помощь Советскому Союзу со стороны США и Великобритании в обязательной репатриации советских граждан была, конечно, вынужденной, поскольку они были связаны с СССР союзническими обязательствами, и шла вразрез с господствовавшими в этих странах представлениями о правах человека. Как только после капитуляции Японии надобность в союзе с СССР отпала, США и Великобритания изменили политику в вопросе о репатриации советских граждан, приведя ее в соответствие с преобладающим в западном мире общественным мнением о неотъемлемом праве человека самому выбирать себе страну обитания.

Следует отметить, что летом 1945 г. степень насильственности репатриации советских граждан — «восточников» из американских и английских зон оккупации Германии и Австрии была различной. В американской зоне она имела широкий размах, в английской — весьма ограниченный. Офицер советской репатриационной миссии в английской зоне оккупации Германии А. И. Брюханов так охарактеризовал это различие: «Прожженные английские политиканы, видимо, еще до окончания войны смекнули, что перемещенные лица им пригодятся, и с самого начала взяли курс на срыв репатриации. Американцы же в первое время после встречи на Эльбе соблюдали принятые на себя обязательства. Не мудрствующие лукаво фронтовые офицеры передавали Советской стране как честных граждан, стремившихся на Родину, так и подлежащих суду головорезов-изменников. Но это продолжалось очень недолго…». [2] Брюханов А. И. Вот как это было: О работе миссии по репатриации советских граждан. Воспоминания советского офицера. М., 1958.

С позиций сегодняшнего дня вся эта эпопея обязательной репатриации выглядит грубейшим нарушением такого элементарного права человека, как право жить там, где ему хочется, а не там, где его заставляют жить сильные мира сего. Однако нельзя забывать, что эти события происходили почти полвека назад, и нынешнюю шкалу представлений о правах человека было бы не совсем правильно прикладывать без существенных оговорок к сложным и противоречивым процессам того времени. Степень цивилизованности основной массы народа и уровень его представлений об элементарных правах человека были тогда значительно ниже, чем в настоящее время. Диктат государства, шедший подчас вразрез с интересами отдельных личностей и даже социальных групп, считался вполне естественной вещью. Интересы государства требовали, чтобы все советские граждане, оказавшиеся вследствие войны за границей, были возвращены на Родину. Достичь этого можно было только посредством обязательной репатриации, а тот факт, что часть советских перемещенных граждан не хотела возвращаться в СССР, служил лишь веским аргументом в ее пользу. Тогда все это считалось само собой разумеющимся и именно так воспринималось основной массой советских перемещенных лиц, когда им становилось известным, что руководство СССР проводит политику обязательной репатриации. Их, безусловно, больше бы удивило и озадачило известие, что Советское государство разрешило им проживать в любой стране мира, где они захотят. Отсутствие же такого разрешения со стороны руководства СССР вызывало меньше удивления.

В Великой Отечественной войне советский народ потерял около 27 млн. человек. Практически не было ни одной советской семьи, кто-то из членов которой не погиб бы в этой истребительной войне, — и свою лепту в эту трагедию внесли и бывшие советские граждане, находившиеся на службе у оккупантов. Честные советские люди испытывали чувство ненависти и презрения к предателям, были заинтересованы в их выявлении и суровом наказании. Однако многие из числа последних бежали за границу. В этих условиях проводимая руководством СССР политика обязательной репатриации была одним из способов реализации общенародного требования найти и покарать пособников чужеземных завоевателей. Если бы тогда руководство СССР не препятствовало последним проживать в других странах, не требовало обязательного их возвращения в СССР, т.е. фактически освободило бы их от ответственности, то это вызвало бы в народе не только недоумение, но и возмущение, могло бы подорвать доверие масс к руководству своей страны.

Что касается тотальной репатриации не изменников, а депортированных врагом советских граждан, каковых в общей массе перемещенных лиц было значительное большинство, то и здесь руководство СССР фактически выполняло вердикт народа. В центральные органы власти шел огромный поток писем от граждан с просьбой разыскать и вернуть домой родных и близких, угнанных в фашистскую Германию или пропавших без вести. В сознании подавляющего большинства советских людей царило убеждение, что каждый человек, угнанный на чужбину, должен стремиться к возвращению на родину, а в отношении тех, кто «по глупости» захочет остаться в «басурманском мире», Советское правительство должно сделать все возможное, чтобы помешать им совершить это «страшное преступление» (по советским законам самовольный переход из подданства СССР в подданство другой страны входил в разряд тяжких контрреволюционных преступлений). По письмам граждан, поступавшим в НКВД, Чрезвычайную Государственную Комиссию по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их пособников, Управление Уполномоченного СНК СССР по делам репатриации и другие органы, можно сделать вывод, что тогда в сознании масс само слово «эмигрант» ассоциировалось с понятиями «изменник», «перебежчик», «оборотень», «продажная шкура» и т.п. Таким образом, мероприятия государства по недопущению образования новой эмиграции вполне соответствовали настроениям основной массы населения СССР.