Серго Берия - Мой отец – нарком Берия

О возможном отступлении никто и не помышлял. Сталин, вопреки бытующей версии, сразу же сказал военным:

– Ни при каких условиях Москву мы не сдадим!

Правда, в самом сталинском окружении нашлись люди, которые «по доброте душевной» предложили Сталину покинуть на время столицу.

– Вам надо непременно уехать, – советовал, в частности, Щербаков, первый секретарь Московского комитета партии и секретарь ЦК. Позднее он стал начальником Главного политуправления Красной Армии. Вреда, к слову, принес едва ли не меньше печально известного в среде военных Льва Мехлиса. Хотя, скрывать не буду, как человек был симпатичен.

Сталин отреагировал так. Внимательно посмотрел на эту компанию и сказал: «Я вас рассматриваю как идиотов или сволочей. Но лучше буду рассматривать все же как просто дураков и оставлю на тех местах, где находитесь…»

Всерьез того же Щербакова он не воспринимал. Всем знал цену.

Уже возвратившись в Москву, я узнал от мамы, что как-то в те дни Сталин заехал к нам домой. Как раз бомбили город. Попросил, чтобы его напоили чаем, посидел и, не дожидаясь отбоя воздушной тревоги, уехал. Насколько знаю, в подобных случаях ни в какие бомбоубежища не уходил.

Своеобразный был человек. Он считал, что если есть его приказ не допускать самолеты противника к Москве, значит, так и должно быть.

До 1953 года и о самой войне, и о ее результатах писали не так много, как это было потом. Но кое-что все же в печати появлялось. Скажем, промелькнули материалы об участии в обороне Москвы восьми дивизий НКВД. Эти соединения, брошенные в прорыв, остановили немецкое наступление на целом ряде участков. Теперь об этом, как правило, не вспоминают. Причины понятны: дивизии внутренних войск входили в состав ведомства, обвиняемого во всех смертных грехах…

Чем же провинились люди, насмерть стоявшие под Москвой? Только тем, что сражались не в армейских частях?

Как-то попались на глаза материалы о гибели группы разведчиков 150-го полка войск НКВД по охране особо важных объектов под Москвой. В ночь с 28-го на 29 декабря 1941 года в районе поселка Чуприяново Одинцовского района Московской области четыре разведгруппы этого полка, удачно миновав боевое охранение немцев, отправились выполнять боевую задачу. Сержант Овчаренко, младшие лейтенанты Зима и Нарышкин, сержант Стрюковатый и их подчиненные должны были совершить несколько диверсий на коммуникациях противника, получить ряд разведданных. А на рассвете все они попали в засаду. Завязался тяжелый бой…

Уже в середине семидесятых перезахоронили погибших в одну братскую могилу на Минском шоссе, но ни фамилий на памятной доске, ни обелиска. Неизвестны, мол, имена героев, вот и вся отговорка. А ведь известно, чей прах покоится в подмосковной земле. Большинство воинов-разведчиков родом из Москвы и Московской области, немало было и с Украины. Сержант Николай Овчаренко, скажем, из Днепропетровской области, красноармейцы Федор Литовченко, Дмитрий Сочеев, Федор Олейник – земляки командира, Николай Бородуля – из Николаева, Алексей Тоцкий – из Запорожской области… А мы говорим об отношении к исторической памяти.

Это, разумеется, лишь один пример. Тысячи и тысячи красноармейцев и командиров войск НКВД участвовали в обороне столицы. Фронтовики знают, как сражались эти люди. К слову, не только там. Вспомните, как дрались части НКВД под Сталинградом, в других местах. И горько сознавать, что подвиг этих героев затушевывается сегодня вполне сознательно.

Столь же храбро дрались под Москвой и пограничные дивизии. Об этом тоже мало кто сегодня знает. Впрочем, как и о том, что все пограничные части входили в состав НКВД.

Это были хорошо оснащенные соединения, имевшие на вооружении противотанковые орудия. Переброшенные с Дальнего Востока, они составили внутреннее кольцо обороны и сыграли колоссальную роль в подмосковной операции. Когда немцы в нескольких местах прорвали первую линию обороны и устремились к Москве, опасные направления прикрыли именно они.

И Жуков, и Рокоссовский высоко оценивали роль частей НКВД в обороне столицы. Немало добрых слов о них можно встретить и в мемуарах других военачальников. Иными словами, колоссальный вклад этих войск в нашу Победу никогда не ставился под сомнение, и мне абсолютно непонятно, зачем понадобилось сегодня столь неуклюже переписывать историю.

Многое о тех днях я узнал от самого Георгия Константиновича. Когда Жукова отозвали из Ленинграда, он был довольно частым гостем в нашем доме. В течение трех-четырех месяцев они с отцом почти ежедневно приезжали к нам обедать, а нередко Георгий Константинович и оставался ночевать. Формально осенью-зимой сорок первого его штаб находился вне Москвы. Об этом написано много. Да и сам Георгий Константинович писал в мемуарах: «Я позвонил Верховному…», «Мне позвонил Сталин…». На самом деле это не так. Почти безвыездно Жуков находился в Москве, и управление войсками шло из столицы. Так что Сталину не было необходимости звонить Жукову, он его просто спрашивал…