Олег Айрапетов - Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1914 год. Начало

Идеальные результаты своих действий министр изложил в докладе Францу-Иосифу от 14 июля: «Выработанное сегодня содержание ноты, отправляемой в Белград, таково, что следует рассчитывать на вероятный вооруженный конфликт. Но если Сербия уступит и примет наши условия, то это явится не только глубоким унижением для королевства и одновременно падением русского престижа на Балканах, но даст еще нам и известные гарантии, чтобы задушить великосербские козни на нашей территории» 42. Судя по многочисленным донесениям послов Англии, Франции, России и Италии в Вене, накануне вручения ультиматума Сербии правящие круги Австро-Венгрии были уверены, что Россия не посмеет вмешаться в конфликт. В этом мнении их активно поддерживали немцы 43.

Оттокар фон Чернин, в это время посланник в Румынии, считал, что австрийский министр иностранных дел не сомневался – война с Сербией, безусловно, вызовет войну с Россией, но и это не останавливало его при условии безоговорочной поддержки со стороны Германии 44. Ведь она гарантировала быструю и легкую победу, а не длительную и тяжелую войну. О. фон Чернин оценивал расчеты своего МИДа следующим образом: «Для меня не подлежит сомнению, что Бертхольду даже во сне не снилась мировая война в тех размерах, в каких она разразилась, и что он прежде всего был убежден, что война против Франции и России окончится победой. Я думаю, душевное состояние, в котором граф Бертхольд предъявлял ультиматум Сербии, можно отчасти определить следующим образом: или Сербия примет ультиматум, а это означало бы крупный дипломатический успех, или она его отклонит, и тогда война – победоносная, благодаря поддержке Германии, – поведет к возрождению новой, несравненно сильнейшей двуединой монархии» 45.

Во всяком случае, в Вене хватало тех, кто не боялся войны на Балканах. Позиция начальника Генерального штаба исключала возможность мирного решения. При условии начала собственной мобилизации он считал вторжение в Сербию неизбежным, даже если Белград решит уступить в последний момент. Оккупация, выплата военных издержек в случае сопротивления или его отсутствия – только эти меры по мнению Ф. Конрада фон Гетцендорфа могли восстановить влияние Дунайской монархии на Балканах 46. После вручения паспортов французскому послу в августе 1914 г. граф Александр фон Гойос, начальник канцелярии МИДа Австро-Венгрии, почти дословно повторил доводы начальника Генерального штаба в пользу войны. «Поверьте мне, – сказал он, – мы не могли поступить иначе. В Сербии, России, во всех славянских странах и некоторых других установилось убеждение, что Австро-Венгрия разлагается и что полный развал ее только вопрос трехчетырех лет. Лучше ускорить катастрофу, чем терпеть, чтобы нас считали обреченными. Нас поставили перед необходимостью доказать, что мы еще способны на мощное проявление энергии. Но знает Бог, что мы хотели бы избавить Европу и нас самих от кризиса, в котором мы теперь очутились». Раймонд Пуанкаре, прочитав отчет об этой встрече, записал: «Другими словами, монархия Габсбургов считала себя погибшей и поэтому ускорила события и сыграла ва-банк» 47.

С развитием кризиса опасения не покидали Франца-Иосифа, но и эти страхи исключали возможность мирного исхода в отношениях с Сербией. «Если монархия должна исчезнуть, то по крайней мере она должна исчезнуть с достоинством», – сказал император в конце июля 1914 г. начальнику Генерального штаба Ф. Конраду фон Гетцендорфу 48. Однако как только война вышла за границы австро-сербского конфликта, надежд на достоинство становилось все меньше, а гибель монархии – все ближе. Бернгард фон Бюлов вспоминал: «Император Франц-Иосиф не хотел войны, и он знал почему. Он вел в 1859 г. войну за Италию – Италия была потеряна. В 1866 г. он вел войну за Германию – гегемония в Германии была его династией утрачена. Темное предчувствие подсказывало ему, что если в течение его царствования ему в третий раз придется воевать – на этот раз из-за балканских вопросов против югославянских притязаний, – то эта война может стать последней войной для Габсбургов и для старой Австрии. Осенью 1914 г., сейчас же после объявления войны, император сказал своему другу госпоже Екатерине Шратт: «Я буду рад, если мы выйдем только с одним подбитым глазом» 49. К словам Бюлова необходимо добавить то, что в двух войнах, которые Габсбурги вели за пределами Германии, первично их противник – Пьемонт и Сербия – был гораздо слабее Австрии, но к нему присоединялась сила, в столкновении с которой рассчитывать на успех Вена не могла. Чувство обреченности не покидало Австро-Венгрию. Гораздо увереннее австрийцев были их союзники, которые не боялись выхода войны за пределы Балкан.