Array Илиодор - Мужик в царском доме. Записки о Григории Распутине (сборник)

– Антония Волынского государь страшно не любит. Считает его человеком лукавым, неверующим, нечестным. Он говорил мне несколько раз так: «Неприятно мне видеть Волынского епископа, нехороший он человек, когда я с ним разговариваю, то он никогда в глаза мне прямо не смотрит, а все водит ими по сторонам или закрывает».

– Про архиереев царь говорил мне так: «Никого я не опасаюсь так, как архиереев. Министров, вельмож покараешь, они смиряются. Архиереев боюсь: они – гордецы, тронь их, поднимутся, так не отвяжешься, они накинутся, прямо как диаволы. Боюсь их».

– Тебя цари очень любят за то, что ты в годы революции очень стоял за них, ругал люционеров и жидов. Они говорят: «Так Илиодор поступал, хотя и резко, а правильно, такое время было. А теперь ему надо потише, уже успокоение наступает. Да правительство ему трогать никак не надо! Скажи ему, чтобы он министров и полицию не обличал».

– Так я тебе и говорю царскими словами: не тронь министров и полицию, а только жидов и люционеров, да и то потише, не так, как тогда. Время, брат, не такое. Опасность миновала. А правительство никогда не ругай, цари говорят, что на него и так много нападок.

– Все царские дочери не прочь приехать к тебе в гости, в Царицын.

– Много зла делает мне при дворе сестра царицы – Елисавета и Тютчева [8] Тютчева Софья Ивановна, фрейлина; боролась с влиянием Распутина при дворе. . Царица сердится на Елисавету, что народ ее считает святой, а ее, маму, нет. Как она ни старается: и в театры не ходит, и балов не устраивает, а все народ говорит, что Елисавета святая, а про нее не говорят этого. А Тютчева всегда против меня идет. Раз заявила царям, чтобы я не ходил в спальню к девочкам, когда они еще лежат и раздеты. Она сказала: «Если Григорий будет ходить, то я уйду из дворца». А я царям сказал: – «Я хожу молиться и о Боге детям говорить, а на Тютчеху плевать, пташка небольшая. Короста! Смирилась, замолчала».

– А видишь на мне крест золотой? Вот смотри, написано: «Н». Это мне царь дал, чтобы отличить. Этим крестом я бесов изгоняю. Когда ехал к тебе в Царицын, в Казанской губернии я из одной женщины изгнал беса, злого беса, изгонял на берегу реки, он меня укусил: вот мотри, как кожа под ногтем почернела. А все-таки я его одолел: он выскочил и убежал под лед, аж лед затрещал. Я об этом написал из Царицына письмо царям, чтобы они не слушали врагов, а помнили, что меня и бесы боятся: и как они от меня убегают, так и враги все разлетятся… Они думают легко с Григорием справиться. Нет, шалишь… Попы сибирские злятся, что я этот крест ношу, а мне что царь дал, повесил, так какой поп, либо архиерей может снять с меня этот крест? Шалишь! Подожди немного…

Когда я слушал незатейливые повествования Распутина обо всех его чудовищных приключениях, то мысль моя была прямо-таки прибита и я ни о чем не рассуждал, а только удивлялся и до края поражался тем, что слышал.

Незаметно прошло восемь дней, как мы приехали в Тюмень. В Тюмени остановились у сундучника. Здесь встретилась Григорию Ефимовичу старая знакомая, какая-то монахиня с лукавой улыбкой на красивом лице, с которою Григорий Ефимович познакомился давно, во время одного странствования. В этот раз Распутин бесцеремонно целовал ее, мял ее бедра, расписывал мне, какая она полная раньше была и т. д.

Ночь ночевал Распутин не со мной, а куда-то убегал.

После мне сделалось известным, что Распутин ночевал у дочери сундучника, очень красивой, молодой замужней особы. Мужа не было в это время, и его заменил Распутин. Распутин каждый раз, когда возвращался из Питера, дарил ей деньги и подарки разные… Когда мы пили чай в доме хозяина, то Распутин все время гладил голые до самых локтей, пухлые и белые руки красавицы и все лез к бедрам.

Григорий очень хотел, чтобы я на родине его в селе Покровском отслужил обедню 6 декабря и сказал крестьянам проповедь. Он желал просто похвалиться перед односельчанами, что у него есть хороший друг – проповедник. С этой целью он послал епископу Тобольскому Антонию телеграмму с просьбой разрешить мне в его епархии служить и проповедовать, так как я без благословения местного епископа не соглашался этого делать. Епископ Григорию ничего не ответил. Тогда он уже из Покровского послал, тотчас по приезде, телеграмму царям. Вырубова ответила: «Как хотите, так и делайте, но мама и папа боятся только шума».

Я решил не служить и не проповедовать.

В Покровском домашние Распутина встретили меня очень любезно и торжественно: даже постлали от дома до самых ворот ковры.