Альберт Каганович: Друзья поневоле. Россия и бухарские евреи, 1800–1917

Отношение к этим малознакомым прежде, так называемым восточным евреям потребовало от русской администрации в Туркестане, как и в образованном сорока годами ранее Кавказском наместничестве, крутого пересмотра действовавшей в России парадигмы решения еврейского вопроса. Дело в том, что восточные евреи, с одной стороны, мало отличались от прочих туземных жителей региона, а с другой – все же подпадали под общую, юридически ограниченную в правах сословную категорию «евреи». Регионалисты увидели в бухарских евреях прежде всего туземцев, которых они восприняли в качестве «полезного» и «производительного» класса. Иногда те противопоставлялись ашкеназским евреям, считавшимся многими администраторами «бесполезными» или даже «вредными».

Марк Раев, останавливаясь на созданных в Российской империи моделях адаптации колонизируемых этнических элит, подметил, что только еврей не мог стать частью государственного аппарата без отказа от своей религии [35]. Это верно, но не в отношении бухарских евреев. Вступившие в российское подданство почти последними среди всех еврейских субэтносов (самой последней под властью России оказалась численно небольшая группа мешхедских евреев, о которых я только вскользь упоминаю в данной работе) [36], они, в первую очередь благодаря регионалистам, стали единственными, кого это правило не коснулось. В отличие от остальных евреев в местах своей большой концентрации бухарские евреи наряду с прочим туземным населением занимали низовые должности на выборной основе в так называемой военно-народной системе управления Туркестанским краем.

Что касается централистов, то им бухарские евреи представлялись такими же «вредными», как ашкеназы, поскольку являлись в их глазах не туземцами, а прежде всего евреями. Нередко русские краеведы Средней Азии разделяли такой взгляд централистов. Было бы просто объяснить этот подход централистов антисемитизмом или ориентализмом. Корни этнического пренебрежения – как к евреям, так и к другому завоеванному населению – следует искать на стыке развития русской колониальной практики и национальной идеи. Именно во взаимодействии этих динамично развивавшихся факторов сложилось традиционное для России деление этносов по дихотомному принципу «полезные – вредные». Оно формировалось на основании стереотипного обобщения характера и занятости того или иного этноса. Михаил Мостовский писал в 1874 году: «В домашней жизни башкиры дики, ленивы и неопрятны, но зато приветливы и веселы» [37]. В то же время казанских татар он характеризовал как трезвых, трудолюбивых и гостеприимных, но добавлял: «…все эти качества затемняются гордостью, честолюбием и корыстолюбием» [38].

Александр Мейер писал:

Туркмены вообще, особенно текинцы, храбры, неискательны и не низкопоклонны, но ленивы и скупы, склонны говорить неправду как всякий восточный человек, но однако не обладают способностью угадывать, в каком направлении надо лгать, чтобы угодить спрашивающему. Этой ловкостью отличаются персы и в высшей степени армяне, и вообще кавказские инородцы, чему конечно обязаны успехами в жизни [39].

Гораздо реже встречаются чисто положительные характеристики: «Прикрепление таранчинцев в Мерском оазисе весьма желательно – они трудолюбивы, нравственны, скромны по образу жизни и хорошие земледельцы» [40].

Николай Стремоухов, член русского посольства, отправленного в 1874 году в Бухару, так охарактеризовал местных жителей:

Узбеки стоят на весьма низкой и первобытной ступени умственного развития, в чем далеко уступают хитрым и ловким таджикам. Несмотря на это, они все-таки должны пользоваться предпочтением, так как добродушны, прямы и честны… Таджики – самая многочисленная часть населения, преобладают в стране во всех отношениях. В высшей степени развращенные, они не останавливаются пред выбором средств, чтобы только достигнуть своих целей, поэтому подкуп, обман, шпионство, доносы у них не считаются злом, родственные чувства, честь, любовь к религии и отечеству им неизвестны; главное их стремление – приобретать богатство и возвышаться… [41]

Таким образом, автор дал таджикам стереотипные характеристики, частью из которых в первых двух третях XIX века нередко награждались ашкеназские евреи. Например, военный врач Павел Шютц писал о евреях северо-западных губерний: «…хитрость, лукавство, лесть, обман, ложь внушаются им с малолетства и нарочно, с намерением усиливаются и совершенствуются воспитанием…» [42]Не были свободны от критикующего стереотипного взгляда русского чиновника или исследователя и другие восточноевропейские этносы – белорусы, литовцы, эстонцы и поляки.