Альберт Каганович: Друзья поневоле. Россия и бухарские евреи, 1800–1917

На самом деле в его управление хотя и сохранялся за туркестанскими мусульманами ряд местных обычаев и институтов, но все же были сделаны некоторые изменения. Так, Кауфман вступил в конфликт с Министерством внутренних дел, отстаивая для среднеазиатских мусульман исключительное право посещения Мекки и Медины, а также предоставление им российского дипломатического покровительства во время паломничества туда [7]. Подобную политику правильнее было бы называть ненасильственной аккультурацией. Конечно, и Кауфману, и другим местным администраторам, в том числе регионалистам, не нравилось посещение мусульманами святых мест, поскольку в этом они видели укрепление связей с исламом. Но, даже чувствуя в исламе потенциальную угрозу для русского управления, они опасались предпринимать какие-либо шаги, которые могли бы быть расценены как нападки на веру и вызвать вспышку «мусульманского фанатизма». Этим русская колониальная политика в Туркестане отличалась от политики, проводимой в отношении католицизма в западных российских губерниях. Там власти поэтапно закрывали костелы и католические школы, чему сильно способствовало Польское восстание 1830–1831 годов. В отличие от этих губерний в Туркестане восстания не становились отправными точками для борьбы с исламом – наоборот, они вели к выработке более гибкого подхода к нему. Использование столь разных методов было вызвано многими причинами, наиболее важными из которых представляются борьба с католичеством за лояльность белорусов и связанное с этим большее внимание к западной границе, которая расценивалась как наиболее тревожная из-за ее близости к столицам и промышленным центрам. Нельзя также не согласиться с Алексеем Миллером в том, что жесткие меры русских властей против национальных проявлений белорусов и украинцев определялись не стремлением их дискриминировать, а желанием «излечить» от полонизации «заболевшую» часть русской нации [8].

Первоначально Кауфман хотел конфисковать вакуфные земли, доходы с которых предназначались мечетям, школам и на благотворительные цели, но затем отказался от этой идеи, чтобы не вызывать недовольства. Более того, он освободил эти земли от уплаты налогов. От налогов освобождались также сады и рощи, в которых мусульмане устраивали общественные собрания и празднества [9]. Пауль Гейсс полагает, что обладавший политическим чутьем Кауфман избегал давления на исламские институты, опасаясь ограничительными мерами способствовать их популярности [10]. Не препятствуя преподаванию в мусульманских школах, Кауфман в то же время привлекал местное население в русские школы, о чем пойдет речь в шестой главе. Такую позицию очень трудно назвать игнорированием. Не случайно Дэвид Маккензи, с некоторыми оговорками, считает его успешным колонизатором [11].

Приверженность регионалистов методу поэтапной колонизации (а они были в большинстве в течение всего существования генерал-губернаторства) особенно ярко проявилась в таком остром вопросе, как переселенческий. Опасаясь, с одной стороны, негативной реакции местного мусульманского населения, а с другой – изменения сельскохозяйственной специализации края, даже многие местные администраторы-централисты последовательно противились одобряемым, а иногда инициированным Николаем II планам центральной администрации по переселению в Туркестан большой массы крестьян. Центр тем самым хотел одновременно убить двух зайцев: усилить православное население в крае и снять вопрос острой нехватки земли в центральных российских губерниях. Прослышав о богатых туркестанских землях, многие бедные крестьяне и городские люмпены отправлялись туда самостоятельно. С такими самовольными переселениями местным администраторам приходилось бороться особенно часто [12]. Из-за этого противостояния число православных крестьян, занимавшихся сельским хозяйством в Ферганской, Сырдарьинской и Самаркандской областях, не превышало в 1916 году 90 тыс. [13], т. е. составляло менее 2 % от всего сельского населения. Схожими опасениями руководствовался Кауфман, запрещая в данных областях православную миссионерскую деятельность [14]. Осознать особенно осторожное отношение Кауфмана к этим областям позволяет сравнение с ситуацией в Северо-Западном крае, где в 1866–1867 годах при его же поддержке в православие были обращены десятки тысяч католиков [15]. В отличие от традиционных земледельческих областей (Ферганской, Сырдарьинской и Самаркандской) в Семиреченской области Кауфман и его последователи действовали активнее, как в сфере православного миссионерства, так и в отношении крестьянской колонизации [16]. Русские администраторы считали, что казахское население меньше привержено исламу.

Читать дальше