Карл Ботмер - С графом Мирбахом в Москве

С ответной речью выступил Бухарин. Он указал, что русская революция будет либо "спасена международной революцией, либо погибнет под ударами международного капитала". О мирном сосуществовании, поэтому, говорить не приходится. Выгоды от мирного договора с Германией -- иллюзорны. Прежде чем подписывать договор, нужно понимать, зачем нужна предлагаемая Лениным передышка. Ленин утверждает, что она "нужна для упорядочения железных дорог", для организации экономики и "налаживания того самого советского аппарата", который "не могли наладить в течение четырех месяцев".

Бухарин считал, что "если бы была возможность такой передышки", левые коммунисты согласились бы подписать мир. Но если передышка берется только на несколько дней, то "овчинка выделки не стоит", потому что в несколько дней разрешить те задачи, которые перечислил Ленин, нельзя: на это требуется минимум несколько месяцев, а такого срока не предоставит ни Гофман, ни Либкнехт. "Дело вовсе не в том, что мы протестуем против позорных и прочих условий мира как таковых, -- продолжал Бухарин, -- а мы протестуем против этих условий, потому что они фактически этой передышки нам не дают", так как отрезают от России Украину (и хлеб), Донецкий бассейн (и уголь), раскалывают и ослабляют рабочих и рабочее движение. Такие просоветски настроенные территории как Латвия отдаются под германскую оккупацию. Фактически аннулируются мероприятия советской власти по национализации иностранной промышленности, поскольку "в условиях мира имеются пункты относительно соблюдения интересов иностранных подданных". Затем, по договору запрещается коммунистическая агитация советским правительством в странах Четверного союза и на занимаемых ими территориях, что, по мнению Бухарина, сводило "на нет" международное значение русской революции, в конечном итоге зависящей от того, "победит или не победит международная революция", поскольку только в ней и есть "спасение".

Наконец, Бухарин категорически протестовал против нового пункта Брестского договора, "добавленного уже после", согласно которому "Россия обязана сохранить независимость Персии и Афганистана". Бухарин считал, что уже из-за этого не стоит подписывать договора о двухнедельной передышке. Единственный выход Бухарин видел в том, чтобы начать против "германского инпериализма" революционную войну, которая, несмотря на неизбежные поражения первого этапа такой войны, принесет в конечном итоге победу, поскольку "чем дальше неприятель будет продвигаться в глубь России, тем в более невыгодные для него условия он будет попадать".43

После речи Бухарина заседание было закрыто. Вечером в прениях по докладам Ленина и Бухарина выступил Урицкий, сказавший, что Ленин "в правоте своей позиции" не убедил. Можно было бы добиваться продолжительной передышки. Но "успокоиться на передышке в два-три дня", которая "ничего не даст, а угрожает разрушить оставшиеся железные дороги и ту небольшую армию", которую только что начали создавать, это значит согласиться на "никому не нужную, бесполезную и вредную передышку с тем, чтобы на другой день, при гораздо более скверных условиях", возобновлять войну, отступая "до бесконечности", вплоть до Урала, эвакуируя "не только Петроград, но и Москву", поскольку, как всякому очевидно, "общее положение может значительно ухудшиться".

Урицкий не согласился с ленинским сравнения Брестского мира с Тильзитским. "Не немецкий рабочий класс заключал мир в Тильзите, -- сказал он, -- подписала его другая сторона. Немцам пришлось принять его как совершившийся факт". Урицкий предложил поэтому "отказаться от ратификации договора", хотя и понимал, что разрыв с Германией "принесет вначале на поле брани целый ряд поражений", которые, впрочем, "могут гораздо больше содействовать развязке социалистической революции в Западной Европе" чем "похабный мир" Ленина.44

Бубнов указал, что в момент, когда "уже назрел революционный кризис в Западной Европе" и "международная революция готовится перейти в самую острую, самую развернутую форму гражданской войны, согласие заключить мир" наносит непоправимый "удар делу международного пролетариата", перед которых в настоящее время "встала задача развития гражданской войны в международном масштабе", задача "не фантастическая, а вполне реальная". В этом и заключается содержание лозунга "революционная война". Ленин же с левых позиций октября 1917 перешел на правые и ссылается теперь на то, что "массы воевать не хотят, крестьянство хочет мира". "С каких это пор мы ставим вопрос так, как ставит его сейчас тов. Ленин?" -- спрашивал Бубнов, намекая на лицемерие.45