Ю. Яралов - Зодчие Москвы XV – XIX вв. Книга 1

Но вернемся к моменту знакомства Цветаева с Клейном. Когда архитектор только приступал к разработке проекта музея, Цветаев писал ему: «Встречая солнечное утро, я переношусь мыслию в Вашу рабочую студию и сердечно слежу за быстрой работою Вашего творческого карандаша… Солнечный блеск и обилие света должны действовать возбуждающим образом на творческое настроение, – работа тогда движется скорее, дело спорится…Недельки через 2, или как только Вы найдете возможным, ожидаю Вашего зова, чтобы взглянуть на Музей, встающий на голом доселе плане площади Колымажного двора…Радуюсь Вашей энергии и рукоплещу полетам Вашего художественного творчества. Здание выходит эффектное».

По условиям конкурса Клейну предстояло спроектировать обширное музейное здание «особо изящной и художественно характерной формы», с колоннадой по главному корпусу, предпочтительно в греческом стиле (в качестве образца указывались колонны афинского Эрехтейона) и расположить его вблизи Кремля, на Волхонке, на пустующей площади бывш. Колымажного двора. Здание предназначалось для первого в России музея истории скульптуры и архитектуры – от древних времен Египта и Греции до эпохи Возрождения. Оно должно было совместить две функции – университетского и художественного музеев, т. е. быть одновременно и учебным и просветительным центром, «открытым всем и каждому».

Создание музея стало для Клейна делом жизни, так же как и для его организатора профессора Цветаева. Благодаря энергии последнего оно оказалось в центре внимания ученых, художественных, общественных кругов не только Москвы, но и Петербурга, Казани, Киева, Харькова, Одессы, Варшавы, Берлина, Дрездена, Рима, Афин и т. д. Одним словом, создание его приобрело всероссийский и европейский масштаб.

Клейну пришлось решать такие сложные художественные задачи, как оформление двадцати двух залов в разных исторических (со всей научной точностью) стилях, разрабатывать ранее не предусмотренные в программе конкурса проекты двориков, крытых стеклом, – греческого и итальянского, парадного (белого) зала, который он решил как двухъярусную греко-римскую базилику, неоднократно переделывать главную лестницу и т. д. Одни из этих задач вызывались необходимостью размещать внутри здания архитектурные фрагменты огромных размеров (угол Парфенона в натуральную величину и т. п.), которые приобретал Цветаев (коллекция формировалась параллельно со строительством здания). Другие, как, например, изменение ионического стиля парадной лестницы на греко-римский, объяснялись тем, что в процессе постройки главный меценат музея миллионер Ю. С. Нечаев-Мальцев пожертвовал огромную сумму на облицовку здания снаружи и внутри мрамором лучших сортов.

В ходе работы Клейн неоднократно ездил за границу для изучения европейских художественных музеев и памятников, консультировал план московского музея с крупнейшими авторитетами в области археологии и музееведения – В. Дёрпфельдом, А. Каввадиасом, В. Боде, Г. Треем и другими, заказывал в Афинах модели деталей Эрехтейона, по которым создавал колоннаду главного фасада («самый обширный классический портик в России»).

На протяжении пятнадцати лет строительства архитектор имел постоянные контакты с членами комитета по устройству Музея изящных искусств – архитектором Ф. О. Шехтелем, художниками В. Д. Поленовым, В. М. Васнецовым, П. В. Жуковским, учеными Н. П. Кондаковым и В. К. Мальмбергом, В. С. Голенищевым и Б. А. Тураевым, В. В. Стасовым и Н. И. Романовым и другими. Совместная работа связывала Клейна с военным инженером И. И. Рер-бергом, архитекторами Г. А. Шуваловым и П. А. Заруцким, художником И. И. Нивинским, который расписывал интерьеры, и т. д. Клейн поддерживал самые тесные контакты с крупнейшими строительными фирмами, как отечественными («Мюр и Мерилиз», «Г. Лист», «Готье», «Строительная контора инженера А. В. Бари», «Чаплин и Залесский», «Брусов», и т. п.), так и заграничными, поставлявшими мрамор и зеркальные стекла, бригады камнерезов и штукатуров. Кирпичные стены музея возводили тверские и владимирские крестьяне-артельщики, обрабатывали фундамент из финляндского гранита петербургские каменщики, штукатурили здание итальянские рабочие, обрабатывали мраморные детали, профилировали колонны итальянцы-камнерезы. Белый мрамор для облицовки фасада добывался на Урале, цветные мраморы для отделки интерьеров везли из Венгрии и Греции, Бельгии и Норвегии. Здание музея, по словам Цветаева, «строилось на века».