Коллектив авторов - Польша и Россия в первой трети XIX века

Власти Королевства, начиная от Правительственной военной комиссии и сейма и кончая администрацией на местах, не прилагали особых усилий к пополнению армии и смотрели сквозь пальцы на уклонение от призыва представителей господствующего сословия и других выходцев из состоятельных семей, так что фактически вся тяжесть рекрутской повинности ложилась на крестьянство, на беднейшие слои сельского населения. Ответственность за пополнение армии принял на себя великий князь Константин, который пытался для этого прибегать к строгим мерам, нередко противоречившим законам. Так, он требовал, чтобы освобождение от службы ремесленников и фабрикантов проводилось индивидуально, в зависимости от значения их предприятия для Королевства.

Согласно закону, набор рекрутов возлагался непосредственно на воинские части. Каждый из 8 полков линейной пехоты получал одно воеводство как округ для своего пополнения. 4 стрелковых полка получали по два воеводства. Кавалерийские полки также получали по воеводству. Аналогичным образом должны были комплектоваться и прочие воинские части. Однако Константин Павлович, стремясь бороться с фиктивным набором и сокрытием некомплекта в полках (что было вполне в традициях шляхетской Речи Посполитой), требовал собрания всех рекрутов в Варшаве, где сам распределял их по полкам. Это нарушало территориальный принцип комплектования и вынуждало новобранцев совершать тяжелый и дорогостоящий поход в столицу.

По закону 1816 г. первой инстанцией в системе рекрутского набора была сформированная в повяте Призывная делегация (комиссия). В нее входили направленный в повят офицер полка в чине не ниже капитана, делегат землевладельцев (как правило, не присутствовавший), войт или бурмистр гмины, где работала в данное время делегация, а также хирург. Практически всем руководил офицер, проводивший набор летом и останавливавшийся в домах у богатых шляхтичей. Сюда войты приводили людей, предназначенных в рекруты, тех обследовали и включали в списки, а спустя два месяца признанных годными гмины отправляли в повятовый город. Здесь рекрутов обследовала Цивильно-войсковая комиссия, которая и принимала окончательное решение о призыве. После этого набранные таким образом рекруты походным порядком и под конвоем маршировали до Варшавы, где проводилось их распределение по полкам. Все эти процедуры рекрутчины были в высшей степени и во всех отношениях тягостны для крестьянства. Один из современников и свидетелей такого набора писал: «Когда во время великого князя Константина проводился набор, были то дни смятения и слез, дни хлопот для собственников, обводовых комиссаров и солтысов. Побор проводился ночью и напоминал преследование и захват пленников, что часто сопровождалось сопротивлением и убийствами» 112.

О положении в войсках нижних чинов, вчерашних рекрутов-крестьян, практически ничего не известно. К сожалению, не сохранились источники, отразившие практику строевой, гарнизонной и внутренней службы, содержавшие сведения о довольствовании и быте солдат и сержантов. В имеющихся скудных свидетельствах современников приводятся субъективно и тенденциозно интерпретированные картины «муштры» и «солдатчины», отдельные факты самодурства высшего начальства. Однако следует принять во внимание, что после окончания наполеоновских войн стоявшие перед вооруженными силами задачи, а также характер службы в войсках и дисциплинарная практика, в частности, в условиях мирного времени кардинально отличались от задач армии и от обстановки в войсках в военное время. С этой точки зрения, положение в Польской армии было никак не хуже положения в армиях других держав, где также офицеры – участники боевых действий как по одну, так и по другую сторону, – вспоминая былое, выражали недовольство существующей практикой службы и сложившейся в частях моральной атмосферой.

Вместе с тем в воспоминаниях современников присутствуют и идиллические свидетельства, что, оказавшись в полку, новобранцы вполне осваивались в новой обстановке и становились хорошими солдатами. Л. Сапега писал: «Когда рекрут прибывал в полк, там он оказывался посвященным в наше дело (по подготовке освободительного восстания. – Б. Н ), и это развивало его патриотическое чувство, крепнувшее час от часу. В несколько дней становилось так, что это чувство выступало как естественное чувство человека» 113. Такое преображение крестьянина-новобранца неоднократно отмечалось и во время восстания 1830-1831 г. Вряд ли стоит относиться с доверием к этим хотя и искренним, но совершенно субъективным словам офицера-аристократа. Аналогичное отношение к «нижним чинам» было также характерно для офицеров – сторонников революционного лагеря и в других странах (от карбонариев до декабристов). Дворянские революционеры, будучи далеки от крестьянства, полагали, что хорошо знают своих солдат, хотя зачастую это мнение оказывалось заблуждением. Во всяком случае, хрестоматийному представлению о «бравых солдатах» явно противоречило весьма распространенное в армии Королевства Польского дезертирство не только среди солдат, призванных по рекрутскому набору, но и среди так называемых добровольцев.