Коллектив авторов - Польша и Россия в первой трети XIX века

От своего руководства Бестужев имел полномочия на заключение соглашения с Патриотическим обществом. В тексте составленного им проекта определялись обязательства обеих сторон. Россия, предпочитая иметь благодарных союзников, а не тайных врагов, после своей «реформы» вернет Польше независимость; будут установлены новые границы, а западные провинции, еще не обрусевшие настолько, чтобы быть искренне привязаны к Российскому государству, будут возвращены Польше, но при этом, кроме национального фактора, будут еще приниматься в расчет «местные удобства и выгоды», которые «останутся на стороне России, чтобы благодаря этому она могла иметь границу, безопасную в военном отношении». Российская сторона обещала, что после утверждения соглашения Южное общество будет поддерживать в России «справедливые интересы поляков» и использует все средства для уничтожения ненависти между обоими народами, так как в просвещенный век все народы имеют один интерес, а «застарелая ненависть» – это черта варварских времен. Что касается обязанности поляков, то проект соглашения предусматривал, что, получив надежду на возвращение Гродненской и части Виленской, Минской и Волынской губерний, они сделают все, чтобы великий князь не вернулся в Россию, поднимут восстание одновременно с русскими, выступят с оружием против Литовского корпуса, если он будет против русской революции, во всем будут помогать, способствовать установлению контакта русского Общества с европейскими обществами, сразу сообщать союзникам, если узнают что-то важное. Весьма существенной была формулировка, обобщавшая обязательства поляков: «действовать во время революции так, как им предпишет русское Общество, начальствование которого над собой они признают». Указывалось также, что Польша примет республиканскую форму правления 109.

О соглашении Бестужев доложил Дирекции Южного общества подробно и в письменной форме, но сам текст соглашения остался не подписанным, хотя проект был согласован с Кшижановским устно, согласно принципу, принятому обеими сторонами. Кшижановский вернулся в Варшаву, имея на руках лишь текст краткого резюме, также им апробированного. Полный текст соглашения, изложенный Бестужевым на французском языке уже после отъезда Кшижановского, был обсужден в Киеве членами Южного общества и уничтожен. В Варшаве же Кшижановский дал отчет о беседах с русскими и передал их предложение, чтобы на будущий год в Киеве стороны могли сойтись ближе, выставив для переговоров более значительные фигуры. Он совещался насчет дальнейших действий с Яблоновским и Солтыком. Последний доказывал на следствии, что был против всякой революции и советовал до поры соблюдать спокойствие: «Если бы русские перевернули и уничтожили весь социальный порядок своей революцией и перенесли ее в Польшу, тогда и поляки должны были бы о себе подумать». Представляется, что он на самом деле занимал выжидательную позицию и не был энтузиастом соглашения, не хотел его подписания и Кшижановский. Оба они, направляя Яблоновского в Киев для дальнейших переговоров с русскими, ставили задачу главным образом разузнать о действиях Южного общества, но ничего не подписывать. В беседе Кжижановского с Яблоновским были выработаны принципиальные установки относительно сотрудничества с русскими: «единственным нашим намерением будет независимость Польши, лишь тогда мы можем склониться к тесному соглашению с ними, если они в качестве принципа примут независимость всей Польши и не будут вмешиваться в наше правление и если, наконец, откроют нам все свои намерения» 110.

В январе 1825 г., когда в Киев прибыли представители Южного общества П. И. Пестель и С. Г. Волконский, они встретились с А. Яблоновским и А.Гродецким, выполнявшим функции связного. Пестель, главный «переговорщик», сообщил Яблоновскому, что Россия должна сбросить «ярмо деспотизма», и на основе этой «всеобщей жажды» возникло «мощное Общество, руководимое весьма значительными особами», имеющее разветвления в сенате, в провинциях и особенно в разных армейских частях. Так как уже недалеко было время действия, руководство Общества обращало внимание «на разные провинции, которые по воле военной судьбы были присоединены к Империи, но где не живут подлинные русские; хотели узнать их желания и обеспечить себе их сотрудничество». Целью приезда русских, заявил Пестель, явилось желание услышать о стремлениях поляков, о силах, какими они располагают, об институтах, которые планируют создать в Польше, некогда имевшей «весьма блистательное и самостоятельное существование». «Если упустите возможность, которая вам теперь предоставляется, – предупреждал он Яблоновского, – мы, став свободными без содействия с вашей стороны, будем считать вас завоеванной провинцией». Яблоновский отвечал, что жажда независимости объединила их, и они готовы на жертвы. Патриотическое общество рассчитывает на польскую армию, на жителей Варшавы и часть провинциальной шляхты, оно стремится к независимости не только Королевства Польского, но и бывших польских, а ныне русских, провинций. Пестель заверил его, что в этом отношении нет противоречий, и если возникнут сомнения, то жители провинций, отторгнутых от Речи Посполитой по второму разделу, «сами сделают выбор, к какому народу они предпочитают принадлежать». Вновь встал вопрос о будущей форме правления в России и Польше: Пестель настаивал на установлении одинаковых форм власти, но Яблоновский заявил, что у Патриотического общества нет намерений утвердить в Польше республику, потому что это невозможно; однако, подчеркнул он, должно быть создано временное правительство, чтобы затем выявить волю народа. Что касается царской фамилии, то Пестель хотел, чтобы поляки поступили с ней так же, как и русские. По словам Волконского, Яблоновский якобы согласился арестовать ее членов, находящихся в Польше, если будет революция, хотя сам он утверждал на следствии, что речь шла лишь о том, чтобы поляки не дали себя обмануть, не поверили обещаниям великого князя Константина. Видимо, смягчил свою позицию и Пестель: как слышал от Яблоновского Гжимала, хотя русские могут поступить с царской фамилией жестоко, от поляков они того же не требовали. В целом же тон Пестеля, не до конца доверявшего полякам, был более жестким. Он подчеркнул, что поскольку Польше нужна помощь русских, а не наоборот, поляки должны «искренней помощью завоевать право на их поддержку»; однако, пока русские не начнут, Польша должна сохранять спокойствие, о революции в России она будет предупреждена заблаговременно, но произойдет это не раньше, чем года через три, поэтому конкретно договариваться нет смысла. Яблоновский подтвердил, что Патриотическое общество не планирует быстрых действий, так как актуальное положение в Европе не сулит никаких перспектив переговорам. Патриотическое общество хотело лишь сохранить в крае «дух национальности», чтобы при каких-либо переменах в Европе использовать момент для завоевания независимости, и «никакое другое обстоятельство, – заверил он, – не может быть для нее более благоприятным, чем революция, которая должна вспыхнуть в России, а потому наша заинтересованность является гарантией искренности нашего сотрудничества». В этой связи собеседники обсудили вопрос о значении международного фактора и об организации взаимопомощи в случае внешней войны. Подчеркивая важность информации о событиях в Европе, о европейских тайных организациях, они обещали взаимно ею делиться. Яблоновский сообщил Пестелю о существовании тайных революционных обществ в Германии, Венгрии, Италии, с которыми Патриотическое общество будто бы состоит в союзе. Он говорил также о сношениях Общества с Англией, помогающей полякам деньгами и оружием, и русские революционеры, которым было давно известно о «тесной связи» поляков с Англией и Германией, просили помочь в установлении контакта с этими странами 111.