Виктор Белкин - Против Сталина при Сталине

Второе - реакционное - направление тоже известно от века, т.е. с начала времен, о которых мы имеет письменные свидетельства. Оно в апологетических текстах всего Древнего Востока, в христианской патристике (особенно у Тертуллиана). В императорском Риме реакционная литература еще словно стыдится оправдывать гнуснейшую политическую практику, зато расцветает полным цветом в Византии (Иоанн Дамаскин, Кекавмен). В Западной Европе их идеологические эквиваленты - Бернард Клервоский, доминиканцы, а затем иезуиты и другие герои контрреформации. Прямая ветвь развития от них идет к реакционерам XIX в. де Местру, Бональду, к реакционерам "конца века", все более приобретающим фашистский облик (черносотенство, нацизм, на новом этапе - фундаментализм и "Память").

Обрисованное разграничение крайне просто и ясно. Нужно, стало быть, твердо встать на сторону добра, правды, свободы и разума против зла, лжи, угнетения и мракобесия. Надо бороться с ними до полной победы, чем полнее тем лучше. Однако более тщательный анализ показывает странную закономерность. Когда силы добра, свободы и разума приближались к полной победе, они начинали зловеще приобретать черты своих врагов, иногда только по существу, с сохранением внешнего "левого" декорума, а иногда, если "перевертывание" длится достаточно долго, с постепенной идеологической перекраской в противоположные политические цвета. Например, что, казалось бы, более враждебно авторитарному деспотизму, чем популярское движение в консульстве Тиберия Гракха (139 г. до н.э.). Между тем, именно это движение в течение последующих 100 лет превратило гордую республику в гнусную цезаристскую деспотию, пролив при этом реки крови. Правда, еще долго (целые столетия!) тираны, стоявшие у власти в Римской империи, прятали свою деспотическую "праворадикальную" власть за республиканскими декорациями и лишь к моменту распада страны расхрабрились на принятие откровенно монархических внешних форм. Сходную эволюцию проделала практически все средневековые итальянские городские тираны, вначале выдвигавшиеся как борцы с патрициатом, затем - как "вожди народа" (capitano del popolo), и в конце концов приобретавшие титулы герцогов и роднившиеся со старой знатью (типичный пример: флорентийские Медичи).

В конце 40-х г.г. было уже совершенно ясно, что сталинский режим окончательно покидает идеологическую почву марксизма, с тем чтобы перекочевать на позиции нацизма и фашизма. Бурные националистические (в том числе крайне глупые приоритетческие), антисемитские, а затем и антимасонские выступления не оставляли в этом сомнений. Очевидно, фашистские тенденции устраивали Сталина больше, чем старый традиционный большевизм. Лежащим на поверхности объяснением этой тенденции было то, что к концу 40-х гг. все прежние козлы отпущения: буржуазия, помещики, попы, кулаки - свою роль до конца выполнили. Срочно нужны были новые враги, и легче всего было позаимствовать их у побежденного противника. Но в этом объяснении была лишь часть правды. Хотя она и помогла нам найти параллели между сталинским и гитлеровским режимами, но проблему не сняла.

Учитывая вышеприведенные исторические примеры, можно легко повторить известную фразу: "крайности сходятся". Но почему они сходятся? И почему именно на позициях рабства, а не на позициях свободы?

Возникла задача: применив марксистскую методологию, дать правильный анализ социальной и экономической структуры противостоящего нам общества. Для этого, однако, потребовалось дорабатывать марксистскую методологию, ибо для анализа тоталитарных систем она изначально приспособлена не была.

Всякое движение должно иметь классовые формы. Фашизм и нацизм явно не укладывались в представление об их буржуазной или хотя бы мелкобуржуазной природе, обычно даваемое в нашей официальной и официозной литературе. Решая поставленную задачу, мы убедились, что понятие о классовой структуре в социологии Маркса до крайности упрощенное. Это, видимо, оказалось следствием гегелевского влияния, требовавшего до предела обострить и упростить ("поляризовать") противоречия. С этой точки зрения, необходимой предпосылкой рассуждений являлась идея об "абсолютном обнищании" пролетариата, исчезновении всех промежуточных слоев между "60 семействами" и полностью обнищавшими пролетариями. Эта идея, во-первых, противоречила всеобщему закону усложнения любых биологических и социальных структур в связи с их развитием (еще в прошлом веке этот вопрос был предметом спора между Г. Спенсером и Н. Михайловским). Во-вторых, эта идея противоречила хорошо известным фактам.