Черносотенные совещания справедливо расценили «жидовствующую распутинщину», лукаво организованную масонским Прогрессивным блоком, и завлекшую в свои тенета царя и царицу, как наивысшую опасность для существования России. Пуришкевич заявил: «Так сидеть нельзя. Все равно. Мы идем к концу. Хуже не будет. Убью. Его как собаку». 17-го декабря 1916 года приговор
Распутину в результате заговора, в котором участвовали многие силы, был с участием Пуришкевича приведен в исполнение.
Но приговор запоздал. Самодержавию осталось в России существовать всего два с половиной месяца. Царь не успел очиститься от распутинской «жидовствующей» паутины. Запуганный и подло обманутый масонами Николай Второй сам подписал отречение в пользу наследников, но 3 марта 1917 года великий князь Михаил, одурманенный «жидовствующими», и вовсе отказался от трона, и формально Союзу Русского Народа не за что было уцепиться, чтобы вывести массы на улицы. Да и силы у Союза Русского Народа были уже не те. Большинство его крупных активистов, начиная с того же Пуришкевича, переключились с политической деятельности на хозяйственную рутину — по обеспечению снабжения и всемерной поддержке воюющей армии. А черносотенцы среднего звена в массовом порядке добровольцами ушли на фронт. В самом Санкт-Петербурге отделения Союза Русского Народа были пусты — все ушли на фронт. Вот и вышло, что «черные сотни» безмолвствовали, когда сброд, финансируемый предателями Родины, высыпал на улицы Петрограда. Когда началась смута, «октябристы» — те же Гучков и Родзянко, полагая, что спасают Россию, даже сами безумно поспособствовали трагическому отречению царя Николая Второго, хоть потом в этом и каялись. Были ли они сознательными предателями? Потом они рвали на себе волосы. Дед мой Прохоров был тоже грешен — даже в заигрывании с большевиками. Но все они тогда, как он меня потом уверял, поступили так, потому что считали, что царская семья, во-первых, разрослась и слишком дорого им обходится, во-вторых, ввязалась в заведомо опасную войну, а, в-третьих, своим консерватизмом и негибкостью давно мешает широкому выходу русского капитала на мировой рынок. Поэтому, мол, пусть-ка ее революционеры пощупают, наведут страху. Всяких там «большевиков», не умеющих хозяйствовать, русские купцы-миллионеры всерьез не принимали. Считали, что этих еврейских фигляров русский народ потерпит месяц другой, останется голодным и сразу из страны выкинет. Такая была наивность у русских миллионщиков. Про Гучкова, правда, говорили, что у него мать еврейка, но дочка Родзянко меня уверяла, что мать его была француженкой по фамилии Вакье (фамилия, по крайней мере, никак не еврейская, да и вроде не мог убежденный старообрядец Гучков-отец жениться на еврейке, хотя в жизни все бывает, когда вмешивается безумная любовь). Однако как бы то ни было, но именно свои русские Гучковы, Морозовы, мои предки Прохоровы в самый критический момент отказались финансировать Союз Русского Народа. Не скинулись на закупку оружия для «черных сотен». Это мне дед, тяжело каясь, говорил. Даже признавался, что они, напротив, «на всякий случай на революционеров скинулись».
Почему после иудо-масонского Февральского так быстро и бескровно произошел иудо-большевистский Октябрьский переворот? а все цинично просто: Временное Правительство во главе с евреем и видным масоном Керенским сознательно передало власть «эксперимента масонского ради!» еврейской группировке крайних красных экстремистов, объединенных под Троцким-Бронштейном при подставной фигуре якобы русского Ульянова-Ленина, по матери еврея Бланка. Временное Правительство сразу же запретило и подвергло репрессиям Союз Русского Народа. А вот Ленину-Бланку даже разоблачение финансирования его партии немецким Генштабом сошло с рук. Сохранилось в воспоминаниях, что именно Керенский, пока Ленин отсиживался с другом Зиновьевым в шалаше, приказал министру внутренних дел «закрыть дело». Так иудо-масоны сознательно открывали путь для эксперимента над Россией иудо-большевикам.
6 . Масонская Февральская революция 1917 года как торжество «тайны полупосвящения»
В советское время подноготная масонской Февральской революции 1917-го года тщательно скрывалась. Само слово «масонство» было запрещено. За любую попытку «покопаться» в масонстве грозил немедленный расстрел, в лучшем случае ГУЛАГ. Все это наводило на некоторые подозрения, что в «крипте» масонство с «большевизмом» было тесно связано. Но даже когда видный чекист Глеб Бокий вроде как по служебному долгу занялся масонами, расправа над ним последовала незамедлительно.
Читать дальше