Олег Кен - Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934

Постановление Польско-Прибалтийского лендерсекретариата ИККИ «О партизанском движении в Польше», 9.5.1933 (утверждено на заседании Политкомиссии 27.4.1933). – РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 20. Д. 465. Л. 12–14.

Письмо Ю.М. Коцюбинского К.К. Юреневу, 1.10.1929. – АВП РФ. Ф. 0122. Оп. 13. П. 144. Д. 1. Л. 302.

См. решение «О выступлении т. Скрыпника во Львове» от 15.10.1929.

«Наша работа в Галиции значительна. Наши влияния сейчас сильнее немецкого. За влияние на Ундо и близкие к Ундо группы борьбу ведем мы и поляки, а немцы из этой игры почти вышли. Сейчас нет ни одной научной, культурной или общественной организации, на которую мы не имели бы влияния непосредственно или через отдельных лиц. Целый ряд хозяйственных организаций находится в известной зависимости от нас. Наше Львовское Консульство активный и веский фактор в галицкой общественной жизни», – резюмировал представитель ЦК КП(б)У итоги «украинской работы» в Польше в 1920-е гг. (Письмо Ю.М. Коцюбинского К.К. Юреневу, 1.10.1929. – Там же. Л. 303). Однако уже через два месяца он был вынужден признать, что многолетнее соперничество с Варшавой за влияние на УНДО как самую влиятельную политическую силу на «Западной Украине», окончилось в пользу поляков. Основные причины такого исхода советский эмиссар усматривал в реакции национал-демократов на начавшуюся в СССР «революцию сверху». Долгое время ЦК УНДО надеялся на «перерождение советской Украины», на «национальные силы», которые смогут отодвинуть компартию от руководства страной, «обострение классовой борьбы у нас, в СССР, разгром украинских контрреволюционных организаций и арест их лидеров показали руководителям УНДО, что ставка на буржуазное перерождение УССР бита». Второй причиной переориентации УНДО, согласно Коцюбинскому, был «страх, что в приближающихся внутренних польских событиях и во время предстоящей войны с нами УНДО останется за бортом. Ундовцы сейчас открыто говорят, что СССР накануне распада, накануне внутренней гражданской войны. УНДО уверено, что в случае крупных беспорядков и восстаний в СССР и, в первую очередь в УССР, поляки не останутся безучастными». В результате, «УНДО из силы, за которую боролись два влияния, превратилось в придаток, в орудие польского правительства», и, следовательно, «идет на союз с Польшей на случай войны с нами», вдохновляясь успехом линии Пилсудского 1912–1916 г. (Письмо Ю.М. Коцюбинского Б.С. Стомонякову, 28.11.1929. – Там же. Л. 366–367).

См. решение «О Западной Украине» от 30.12.1929.

Польское правительство располагало сведениями о том, что «подрывное движение» в Восточной Малопольше финансировалось не только из Германии, но и из Советского Союза (W. Erskine to A. Henderson, desp., Warsaw, 7.10.1930. – PRO. FO/371/14827/N7003). История УВО (главного действующего лица этого движения) остается во многом загадочной. Материалы агентов II отдела Главного штаба РП, посвященные организационной эволюции Украинской военной организации и ее контактам с иностранными государствами, содержат указания на неоднократные попытки коммунистических кругов Советской Украины в 20-е гг. установить над нею свой контроль (как это удалось сделать в отношении бывшего диктатора Западно-Украинской народной республики Евгена Петрушевича) (Доклад «УКР» (?) «Украинские дела», [1936]. – ЦХИДК. Ф. 453. Оп. 1. Д. 53. Л. 6–9; Доклад «нового источника» «Организационная структура УВО и ОУН», [ранее 15.2.1936]. – Там же. Л. 34–39). С другой стороны, едва ли не главным образцом для руководителей УВО служила революционная деятельность Пилсудского, и не вызывает сомнений, что они искали поддержку у всех сил, враждебных их главному противнику – Польскому государству. Как и КПЗУ, УВО черпала кадры из сообщества сичевых стрельцов – ветеранов ЗУНР, социально-психологический облик их активистов и вождей был во многом сходен (см., например, характеристику члена ПБ ЦК КПЗУ «розламовца» Василькова как полууголовника (Письмо Д.З. Мануильского в ПБ ЦК КП(б)У, 29.10.1927. – РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 133. Л. 55–57). Однако вопрос о том, в чем именно заключались прямые или косвенные связи между УВО и КПЗУ, КП(б)У, советскими спецслужбами, и в какой мере Москва и Харьков влияли на «боевую работу» украинских националистов, по понятным причинам надолго останется открытым.

См.: Михайло Швагуляк. «Пацифiкацiя»: Польска репресивна акцiя у Галичинi 1930 р. i украiнська суспiльнiсть. Львiв, 1993.

См. решения «О Польше» от 20.4.1931 (раздел 1) и «Вопрос т. Чубаря» от 10.1.1931. Впрочем, по наблюдению партийного историка, Компартия Польши с середины 1931 г. «все реже занималась польскими восточными границами» (Henryk Cimek. Komuniści, Stalin, Polska. Białystok, 1990. S. 95).