Олег Кен - Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934

Изучение около ста записок такого рода (исходивших, по большей части, из НКИД, а также из НКВТ, НКВМ и НКЛеса) позволяет утверждать, что обычно руководители ведомств ориентировались на стереотипную структуру обращения в Политбюро, прослеживаемую в записке Криницкого. Вместе с тем, в резолютивной части документа учитывался стиль постановлений Политбюро, их тяготение к односложности; этим, надо полагать, в значительной мере объясняется частое отсутствие проектов решения в составе «письменных материалов», особенно когда оно «напрашивалось» [85]. Применительно к вопросам, инициировавшимся НКИД, порядок часто не соблюдался, в особенности, когда записки в Политбюро исходили от М.М. Литвинова. Так, в письме (на полутора страницах) секретарю ЦК ВКП(б) Л.М. Кагановичу 19 сентября 1933 г. он предложил Политбюро принять постановление по двум вопросам (лишь отчасти связанным между собой) – о целесообразности заключения пакта о ненападении между СССР и Грецией и об отношении СССР к многостороннему договору ненападения с участием Турции, Персии, Ирака и Великобритании (Саадабский пакт). Литвинов не только не предложил формального проекта решения, но и уклонился от изложения сути вопроса, сославшись на то, что она известна адресату «из шифровок» [86]. Двумя днями позже М.М. Литвинов направил Кагановичу записку «О воздушной линии Варшава – Москва», которая, несмотря на отсутствие проекта постановления, в целом соответствовала стандартной форме вносимых в Политбюро материалов. По всей вероятности, структурные и стилистические различия записок-предложений в Политбюро объяснялись не столько авторством, сколько кругом их адресатов. Если первый из названных документов был посвящен политико-дипломатическим вопросам, находившимся в исключительной компетенции НКИД, и потому мог быть санкционирован руководством Политбюро (например, путем проведения опроса членов Политбюро) без выслушивания иных мнений, то второй материал имел межведомственное значение, и его рассылка была произведена в тринадцати экземплярах – всем членам Политбюро, Тухачевскому и Алкснису (НКВМ), Ягоде (ОГПУ) [87].

Как явствует из приведенных примеров, адресация и рассылка инициативных документов, требовавших решения Политбюро, в рассматриваемый период варьировались в широких пределах. Если записка Криницкого 1929 г. была адресована «в Политбюро» и первоначально изготовлена в небольшом количестве экземпляров, а затем с нее было отпечатано не менее 29 копий, то подавляющая часть известных нам аналогичных документов НКИД (1931–1934) была составлена на имя Генерального секретаря ЦК ВКП(б) либо (во время его продолжительных летних отпусков) Секретаря ЦК Л.М. Кагановича, иногда с дополнительным персонализированным указанием «копия тов. Молотову», «копия тов. Кагановичу». Более полная информация о получателях обращения указывалась в столбце рассылки. Если поднимаемый вопрос требовал межведомственного согласования (или ставился после его достижения), записка направлялась также руководителю соответствующего государственного органа [88]. В некоторых случаях записки также адресовались Е.М. Ярославскому, являвшемуся представителем Президиума ЦКК на заседаниях Политбюро, однако установить, стало ли это обычной процедурой, не удалось. Два экземпляра записки в Политбюро почти во всех случаях направлялись Сталину вероятно, для личного пользования и для приобщения к тематическим делам архива ПБ (в случае отсутствия Сталина, в качестве получателя иногда указывался А.Н. Поскребышев). Возможно, в большинстве случаев не формальная адресация и даже не общее количество копий, а указание в перечне рассылки числа копий, предназначенных для сталинской канцелярии, является показателем того, предполагал ли отправитель, что записка станет предметом официального решения Политбюро (а не является лишь информационным сообщением либо запросом к Генеральному секретарю о его личной санкции по тому или иному делу) [89]. Возможно, это объяснялось тем, что в записке предлагалось срочно созвать заседание комиссии Политбюро (в которую вошли Сталин, Молотов, Литвинов и Стомоняков), и одна копия документа НКИД предназначалась для соответствующего делопроизводства. Кроме того, записки в Политбюро по вопросам, имевшим широкое международно-дипломатическое значение, или же направляемые по официальному заключению Коллегии НКИД, сообщались в копиях ее членам (с указанием об этом в заголовке или, чаще, в рассылке). Например, документ 1931 г. об обмене сведениями о состоянии вооруженных сил, адресованный Сталину (находившемуся в Сочи) и в копии членам Политбюро, был изготовлен в НКИД в девятнадцати экземплярах, из которых два были посланы Сталину, двенадцать – другим членам и кандидатам в члены ПБ, а остальные пять переданы в Секретариаты членов Коллегии и общее делопроизводство наркомата по иностранным делам [90].