Карл Густав Маннергейм - Линия жизни. Как я отделился от России

Советские военнослужащие восстанавливают пограничный знак на границе с Финляндией. Июнь 1944 года

Заключение соглашения неизбежно, если мы заинтересованы в получении оружия, боеприпасов и зерна, без которых ситуация станет неуправляемой и нельзя будет создать исходных позиций, на основе которых можно бы было начать переговоры о мире. В связи с опасностью обстановки я посчитал, что вынужден отказаться от прежней точки зрения относительно такого соглашения. Соглашение, конечно, можно заключить, но при одном условии, чтобы его подписал один президент и связал бы руки себе, но не правительству и не парламенту.

Вечером 23 июня, когда Риббентроп еще оставался в Хельсинки, правительство через Стокгольм получило от советского правительства записку следующего содержания: «Поскольку финны несколько раз обманывали нас, мы хотим, чтобы правительство Финляндии передало подписанное президентом и министром иностранных дел сообщение, что Финляндия готова сдаться и обратиться к советскому правительству с просьбой о мире. Если мы получим от правительства Финляндии эту информацию, Москва готова принять финскую делегацию».

Таков был фон происходивших в те дни событий. Необходимо было выбрать либо безусловную сдачу, либо же подписание соглашения, которое увеличило бы наши возможности создания предпосылок для приемлемого мира без условий.

После войны многие говорили, что неисправимые оптимисты в Ставке якобы требовали подписания соглашения потому, что Финляндия могла бы вместе с Германией довести войну до победного конца. Такое искажение фактов, мягко говоря, свидетельствует о поразительной неосведомленности. Во-первых, Ставка не какое-то коллегиальное учреждение, а орган, задачей которого является осуществление воли и решений главнокомандующего. Ее дело не готовить для страны возможности продолжать войну, которую уже можно было считать проигранной, а стабилизировать обстановку и создать основу для переговоров о мире. В предложенном мною виде соглашение не обязывало народ Финляндии. В случае отказа президента от своего поста Финляндия беспрепятственно могла бы действовать в соответствии с требованиями сложившейся обстановки. Какие это требования, для меня было полностью ясно.

Результатом длительных переговоров с Риббентропом явилось то, что он в конце концов сообщил о согласии Гитлера на неподтвержденное обязательство, выданное в форме письма, подписанного президентом, в котором было бы сказано, что ни он (президент), ни его правительство не будут действовать в целях заключения такого мира, который не одобрила бы Германия. 26 июня 1944 года президент Рюти единолично подписал такое заверение.

Видимо, не нужно говорить, что мне претило подталкивать президента на меру, из-за которой через некоторое время ему пришлось отказаться от своего поста. Это было тем более неприятно, ибо меня прочили на этот пост в качестве преемника Рюти. Но я не считал себя вправе поступить иначе. Нужно отдать честь президенту Рюти за то, что он подписал обязательство, хотя был полностью осведомлен о его последствиях. На одном заседании суда над военными преступниками я сказал, что поступок президента Рюти – это гражданский подвиг, и такой оценки он заслуживает.

Военная помощь, полученная нами благодаря подписанному соглашению, была по численности весьма ограниченной, но все же сыграла определенную роль. Из войск в конце июня к нам прибыла одна дивизия, которая включилась в борьбу несколько раньше, чем было приостановлено наступление русских. Гораздо больший вклад внесла прибывшая еще до подписания соглашения бригада самоходной артиллерии, которая, правда, не была полностью укомплектована, но располагала современными и эффективными орудиями. Наибольшую же ценность для нас имели противотанковые орудия и обильные боеприпасы к ним. Поставка зерна в ближайшие месяцы также была гарантирована. Нам удалось, хотя бы и с ножом у горла, создать основу для стабилизации положения и одновременно для заключения мира.

28 июля президент Рюти в сопровождении министров Вальдена и Таннера прибыл в Ставку для того, чтобы сообщить мне о своем решении уйти в отставку. Как президент, так и оба министра настойчиво просили меня согласиться стать главой государства. На этот раз я посчитал своим долгом испить эту чашу.