Длинная сосулька льда повисла у лошади со лба до ноздрей.
Нынче это кончаю, эту часть жизни, и начинается иная жизнь. Завтра увижу Христова старца и перейду к новым дням новой жизни.
Господи, посети сердце мое!
Ныне стоит Господь у сердец и стучит близко, близко и глаголет: "Се стучу. Се стою у дверей и стучу". Не внимают стуку сему. Вниди, Господи, вниди благословенный, вечеруй со мною, блуждающим нищим, странным младенцем Твоим. Что реальное понимать под любовью? Какой первый шаг? Каким делом выражается моя любовь?
26 февраля 1909 года. Ясная Поляна.
Спор с Гусевым4 бесплодный. Ему хорошо, а мне каково? Л. Н. Вошел в прихожую. Шаркает ногами и говорит: "Где молод чщеловек?" Слышу через дверь: снимает калоши. Вошел в черной блузе, в сапогах порыжелых. Глаза светло синие, лицо потемневшее красно от мороза, серые волосы. Горбится. Поздоровался. "Помогу чем умею. Каждый сам себе помочь должен. Так ведь?" И засунул руки за пояс. Засим просил остаться и позавтракать: "А сейчас мое время". Сказал еще слов десять и ушел, спросивши, сколько мне лет.
Дал читать свои статьи неизданные и издаваемые за границей. Письмо Рукавишникову Н. А. 4 февр5, письмо индусу 14 декабря 19086, читаю, и нехорошее со мной делается.
С одной стороны, отрицает ложное умственное развитие (именно оно ведет к безбожию), с другой, утверждает немыслимость христианства евангелического как непримиримого с умственным развитием современности. <...>
Ходит шагом старческим и частым.
О пантеистическом Боге.
Хорошо живут, привольно, но хочу добавить о Христе Боге моем, ибо вмещаю сие и без этого нет во мне жизни. Лев Николаевич! Я у Вас прочитал о том, что вмешательство Бога в жизнь - заблуждение. Мне кажется, я ошибся, если подумать, что Вы считаете ложным вмешательство Бога по молитве.
Воздух и дух у Вас легкий, живой дух. В Москве дух тяжелый. Тихо и спокойно. Беречь старика. С любовью и осторожностью говорить, не беспокоя.
Верую, Господи, и исповедую яко ты еси Христос сын Бога живого, пришедший в мир.
Еду к Черткову.
Любовь и далее это о жизни, а не об узнавании. Я же весь, все это приняв как прекрасное и для жизни радостное, еще глубоко таю в сердце своем веру младенческую. Не обманет Бог младенца своего. У Черткова. Хожу, говорю, читаю. <...>
Мое свидание с Л. Н.
27 февраля 1909. Ясная Поляна.
Рука несколько дрожит. Только что сошел с верху из кабинета Льва Николаевича. Пишу с трудом. Вошел к нему в кабинет, вижу: сидит в углу на кресле. Встал, здоровается. Я спрашиваю: "Как Ваше здоровье?", он говорит: "Ничего теперь, вчера слабость была большая. Нынче хорошо. Быть может, паралич будет. Помирать скоро, к смерти ближе". Я говорю: "Зачем помирать, с нами побудьте", а он: "Да и смерть хороша и умереть хорошо", улыбаясь. Затем начал: "Мне вчера Ф. А.7 сказал о Вас. Не думаю, чтобы мог я быть Вам чем-нибудь полезен, если Вы придерживаетесь таких убеждений, то я ничего не могу Вам сказать". Затем говорил о Достоевском: "много путаницы", о том, что "в мире тайны нет и вера не нужна, а знать о Боге нужно, это я знаю". О М он ничего не знает и не помнит. Когда я рассказал ему, то он сказал, что это религиозные конфетки и что если Вы любите Бога, то зачем Вам Мережковский, зачем Чережковский и Тережковский, к черту Мережковского. Никто Вам не нужен и Толстой Вам не нужен, к черту Толстого, ну его к собаке под хвост. Тут он рассмеялся веселым и быстрым смешком. Но дверь отворилась и вошла Софья Андреевна. Она очень молода и имеет прекрасный цвет лица. Поздоровалась со мною улыбнувшись и строго посмотрела на Льва Николаевича. Он спросил: "Ты что, Сонюшка?" "Да я, - сказала С. А., - слушаю ваши разговоры, и мне кажется, ты очень горячишься".
Про брата Ф. А. Степанова.
О тайне неисследимой в личности - здесь он после спора согласился. О личности. Личность он понимает в смысле ограничения.
Христа не выделяет из философов.
Пока это. О существенном писать не могу8.
Хорошо здесь: воздух легкий. Поля широкие. Ясные поля.
Не так уж он прост. Не верит.
Философией занимается, да еще плохой.
Пьяный с трезвым сошлись.
Пожил он, и я жить хочу. Ишь, 80 лет, а верхом катается, "божью тварь мучит". Скачет лучше кавалериста. <...>
Я ему сказал: "Вы все пользуетесь термином "христианство"". "Да, сказал он, - с большою охотою: я его очень люблю и уважаю". Говорит, что воскресенье Христово ему не нужно. Наоборот, это разрушит все, что он строит... С моей единственной непревзойденной в мире чисто индийской способностью перевоплощаться я мог на минуту искренне и глубоко пережить всю психологию толстовца.
Читать дальше