Александр Шубин - Махно и махновское движение

В рамках критики большевизма Махно продолжал развивать критику ориентации анархизма на пролетариат как на основную движущую силу революции: «В пролетарском государстве и власти пролетариат — по наговорам своих руководителей — видел сам и старался навязать другим средство избавления себя от власти буржуазии. «Результатом этой иллюзии стало установление новой диктатуры, «пролетарность» которой, по выражению Н. Махно, является фикцией. 64 «Многие анархисты склонны утверждать, что пролетариат здесь не при чем, его, дескать, обманула социалистическая интеллигентская каста… По–моему, это утверждение не совсем точно и звучит несколько пристрастно». 65 Несмотря на то, что интеллигентской касте как целому действительно присуще стремление заменить собою буржуазию, значительная ее часть выступала и на стороне революции. Также неоднороден и пролетариат, который поддержал революцию не сразу и не целиком, а затем участвовал в создании новой диктатуры. 66 «В пролетариате, занявшемся построением своего классового государства, насилие это породило в конце концов нетерпимость, омерзительное отношение к свободе личности, к свободе слова и печати, к свободе каких бы то ни было революционных организаций, расходящихся с наглостью пролетарской власти». 67

Идея о том, что человек может прийти в революцию из любого класса, что водораздел между революционными и контрреволюционными силами может проходить и через рабочий класс, и через интеллигенцию, и даже через эксплуататорские слои, активно развивалась затем на страницах журнала «Пробуждение», где теперь печатался Махно. При этом сам Махно в своих статьях в «Пробуждении» подчеркивал необходимость борьбы за интеллигенцию, необходимость перехода части интеллигентов на сторону революции. Обращаясь к революционеру–анархисту, Махно писал: «Девять из ученых могут не выйти к тебе, или, если выйдут, то с целью обмануть тебя…Но десятый выйдет, и он будет твой друг, и он поможет тебе преодолеть обман девяти». 68

Преодоление недоверия к интеллигенции заметно и в письме Н. Махно к испанским анархистам: «Трудящиеся Испании — рабочие, крестьяне и трудовая интеллигенция, должны объединиться и максимум проявить энергии на путях революции». 69 Эта старая идея Махно о широком революционном фронте очищена здесь от наслоений «классовой теории» «платформизма» 1926–1931 г.

Политические взгляды Махно и в этом вопросе были тесно связаны с его практическим опытом. Французская анархистка И. Метт вспоминала: «Я думаю, самым существенным в нем было то, что он всегда оставался украинским крестьянином. Его никак нельзя было бы назвать беспечным человеком, в глубине души он и был эдаким бережливым крестьянином, превосходно знавшим жизнь деревни и заботы ее обитателей…Я вспоминаю, как однажды Нестор Махно рассказывал мне о своей мечте. Было это осенью 1927 года. Мы гуляли в Венсенском лесу. Может быть, красота природы настроила его на поэтический лад, и он сочинил этот свой «рассказ–мечту». Молодой Михниенко (настоящая фамилия Махно) возвращается в родную деревню Гуляйполе, начинает работать, ведет спокойную, правильную жизнь, женится на молодой крестьянке. У него добрая лошадь и хорошая упряжь. Вечером вместе с женой он возвращается в деревню после удачного дня, проведенного на базаре, где они продавали плоды урожая. В городе они купили много подарков…Махно так увлекся рассказом, что совершенно забыл, что сейчас он в Париже, что у него нет ни земли, ни дома, ни молодой жены. В то время они с женой жили порознь, множество раз сходились и расходились снова, пытались начать совместную жизнь. 70

И. Метт вспоминала, что «Махно был человеком чистым, даже целомудренным…Махно страстно любил дочь. Я не знаю, какими стали их отношения в конце его жизни, но, когда девочка была маленькой, Махно бесконечно возился с ней, баловал ее, хотя в раздражении, бывало случалось, колотил ее, после чего чувствовал себя совершенно больным только от одной мысли, что смог поднять на нее руку» 71.

В тяжелых условиях эмиграции батько держался достойно: «Я очень часто встречалась с ним на протяжении трех лет в Париже и никогда не видела его пьяным. Несколько раз в качестве переводчика я сопровождала Махно на обеды, организованные в его честь западными анархистами. Нестор пьянел от первого стакана вина, глаза его начинали блестеть, он становился более красноречивым, но, повторяю, по–настоящему пьяным я его не видела никогда. Мне говорили, что в последние годы он голодал». 72