Александр Шубин - Махно и махновское движение

Интересный документ — протокол допроса В. Волина. 45 Конечно, сидя в тюрьме ЧК, идеолог движения не мог быть объективен и откровенен, но помимо желания избежать расстрела, Волиным двигало и стремление по свежим следам доказать большевикам правильность махновской политики. Цитируя этот документ, приводим те свидетельства, которые не противоречат другим и не могут быть вызваны желанием спасти себя.

Важным источником, характеризующим состояние движения в 1920 г., является «Дневник жены Махно», фрагменты которого были опубликованы в 1921 г., а полный текст — в 1990 г. 46 Подлинность этого дневника оспаривалась. Дело в том, что при публикации фрагментов дневник был приписан Федоре Гаенко, подруге его настоящей жены Галины Кузьменко. 47 Опубликованные фрагменты дневника, очевидно, компрометировали движение и его лидера, при том, что Г. Кузьменко находилась рядом с ним и поддерживала его борьбу с коммунистами.

Эти обстоятельства привели исследователя махновского движения В. Н. Литвинова к выводу о том, что автором дневника является или кто–то из ЧК, или попавшая в плен Федора Гаенко, почерк которой мог считаться доказательством подлинности документа только в том случае, если бы подтвердилось, что именно она была женой Махно в то время. 48 Сам Махно тоже категорически отрицал подлинность дневника (видимо, основываясь на утверждении жены). 49

Публикация полного текста дневника в 1990 г. 50 позволяет вернуться к проблеме его подлинности. Теперь уже нельзя сказать, что «едва ли не две трети его отведены описанию «пьянства» Махно», как считал В. Литвинов. Весь «компромат», связанный с пьянством, сосредоточен в записях 6–7 и 12–13 марта. Остальные записи посвящены боевым действиям, переездам, переживаниям молодой женщины, что явно исключает предположение об авторстве кого–нибудь из чекистов. Автор текста, несомненно поддерживает цели движения: «Сильно замерзли и устали наши хлопцы, пока завершили это дело, однако наградою за этот труд и муки у каждого повстанца было сознание того, что и маленькая группа людей, слабых физически, но сильных духом, вдохновленных одной великой идеей, может делать большие дела». 51 В таком духе выдержан почти весь текст и это служит ответом на сомнение Литвинова в том, что записи эти можно было «делать открыто, в условиях походной жизни, когда все протекало на виду у Махно. «». 52. Найти критический фрагмент в тетрадке при беглом чтении было трудно, тем более, что Махно плохо владел украинским. Но это не объясняет «ошибки» большевиков в отношении имени жены Махно и ряда других обстоятельств (например, упоминания о том, что муж приставал к автору, то есть к собственной жене). С другой стороны, Галина Кузьменко подтверждала, что вела дневник, хотя и не помнила, чтобы заносила туда сведения о моральной деградации батьки. 53

Возможны три версии, объясняющие происхождение дневника.

Во первых, он мог быть написан рукой Федоры Гаенко, попавшей в руки ЧК. Чтобы текст выглядел правдоподобней, в его основу был положен подлинный дневник, в который с целью компрометации движения вставлены небольшие фрагменты. Остальная часть готовилась для использования при судебной расправе над Махно. Подлинный дневник мог быть написан самой Ф. Гаенко (это объяснило бы некоторые несуразности в тексте, которые уже упоминались) или Г. Кузьменко (в пользу этой версии говорит несколько упоминаний «Фени» в третьем лице, но они могли попасть в текст при переписке, тем более что значительная запись о Фене, относящаяся к 24 февраля, вообще приписана в конце текста)54. Во–вторых, весь текст от начала до конца мог быть написан Г. Кузьменко. Странности, связанные с его появлением на свет, могли быть следствием неразберихи в большевистских органах, типичной для времени гражданской войны. В этом случае критические записи четырех дней марта можно предположительно объяснить как следствие психологического срыва Махно и обиды жены на него. Впрочем, окончательный ответ на вопрос о подлинности записей 6–7 и 12–13 марта может дать только графологическая экспертиза. Во всяком случае, остальная часть текста не вызывает сомнений как подлинное свидетельство событий февраля–марта 1920 г.

Этот же период описывается в тексте В. Белаша, который тоже носит дневниковый характер и местами почти дословно повторяет «Дневник жены Махно». 55 Учитывая, что Белаш работал над своими мемуарами под контролем ГПУ, это не может считаться доказательством подлинности дневника. Однако, как и автор дневника, Белаш добавляет к «заданной теме» пьянства Махно, собственные штрихи, показывающие успехи повстанцев и жестокости красных. 56