Лев Гумилев - Три китайских царства (сборник)

Другую крайность представляет идея считать походы монголов XIII в. обычными миграциями, которые сопровождались сопутствующими переселениям войнами. Этой идее поддались даже некоторые видные ученые [430]. Однако монгольские походы вовсе не были миграциями. Победы одерживали не рыхлые скопища кочевников, а хорошо организованные мобильные отряды, после боевых кампаний возвращавшиеся в родные степи. Число выселившихся было для XIII в. ничтожным. Так, ханы ветви Джучидов Батый и Орда-Ичэн получили по завещанию Чингиса лишь 4 тыс. всадников (с семьями – около 20 тыс. человек), которые расселились на огромной территории от Карпат до Алтая. И наоборот, подлинная миграция калмыков в XVII в. осталась незамеченной большинством историков вследствие того, что не нашла должного резонанса в трудах по всемирной истории.

Следовательно, для решения поставленных проблем требуется гораздо более солидное знание истории, нежели то, которое можно почерпнуть, допустим, из сводных работ, и более детальное знание географии, чем то, которым порою ограничиваются историки или экономисты. Самое главное здесь – отслоить достоверную информацию от субъективного восприятия событий авторами письменных источников. Достоверной информацией мы называем сведения источников, прошедшие через горнило исторической критики и получившие интерпретацию, не вызывающую сомнений. Таких сведений – громадное количество, причем подавляющая их часть относится к политической истории. Мы хорошо знаем даты и подробности сражений, мирных договоров, дворцовых переворотов, великих открытий. Но как употребить эти сведения для объяснения природных явлений?

Методика сопоставления такого рода фактов с изменениями в природе начала разрабатываться только в XX в. Наивное стремление свести подъемы или упадки хозяйства в разных странах, допустим, к периодам повышенного или пониженного увлажнения, похолодания и потепления основано на игнорировании роли экономики и социальных факторов, примат которых в большинстве случаев не подлежит сомнению. Так, увеличение ввоза прибалтийского и русского зерна в Средиземноморье и уменьшение поголовья овец в Испании XVI–XVII вв. легче сопоставить с разрушениями, нанесенными европейским странам Реформацией и Контрреформацией, нежели с незначительными изменениями годовых температур [431]. Действительно, и Германия, на территории которой происходила опустошительная Тридцатилетняя война (1618–1648), равно как и не подвергшаяся опустошению Испания имели тогда отрицательный прирост населения, составлявшего в Испании в 1600 г. 8 млн. человек, а в 1700 г. – 7,3 миллиона [432]. Последнее объясняется тем, что значительная часть молодежи отправилась из Испании в Америку либо в Нидерланды, вследствие чего не хватало людей для поддержания хозяйства и устройства семьи.

Это означает, что, отыскивая прямую зависимость тех или иных событий от климатических изменений, мы должны быть уверены, что объяснение интересующего нас явления за счет экономических, социальных, этнографических и т. п. факторов, их комбинаций или даже просто случайностей – исключено. В старой географии не было точной методики определения абсолютных дат. Ошибка в тысячу лет считалась вполне допустимой. Легко установить, например, что в таком-то районе наносы ила перекрыли слои суглинка, и отметить обводнение; но невозможно точно сказать, когда оно произошло – 500 или 5000 лет тому назад. Анализ пыльцы указывает на наличие в древности сухолюбивых растений на том месте, где ныне растут влаголюбивые. Однако нет гарантии, что заболачивание долины не произошло от смещения русла ближней реки, а не от перемены климата. В степях Монголии и Казахстана обнаружены остатки рощ, про которые нельзя сказать, погибли ли они от усыхания или были вырублены людьми. И даже если будет доказано последнее, то останется неизвестным точное время этой расправы человека над ландшафтом [433].

Определенная зависимость человека от окружающей его географической среды никогда не оспаривалась. Различно расценивалась лишь степень этой зависимости. В любом случае хозяйственная жизнь народов тесно связана с ландшафтом и климатом обитаемых территорий. Подъем и упадок экономики древних эпох проследить бывает довольно трудно из-за неполноценности информации, получаемой из первоисточников. Но имеется такой индикатор, как военное могущество. Ясно, что нищающая страна с голодающим населением не могла бы дать средства, необходимые для длительной и успешной войны. Для крупного похода надо было не только иметь сытых, сильных и неутомленных людей, способных натягивать тугой лук «до уха» (это позволяло метать стрелы на 700 м, тогда как при натягивании «до глаза» дальность полета стрелы составляла 400 м) и долго фехтовать тяжелым мечом или кривой саблей, но и иметь коней, примерно по 4–5 на человека с учетом обоза или вьюков. Требовался запас стрел, а изготовление их – дело трудоемкое. Нужны были запасы провианта, например, для кочевников – отара овец, следовательно – и пастухи при ней. Нужна резервная стража для охраны женщин и детей… Короче говоря, война стоила очень дорого. Вести ее за счет врага можно было только после значительной победы в богатой стране. Но чтобы ее одержать, требуются крепкий тыл, цветущее хозяйство и, значит, оптимальные природные условия.