Мариан Брандыс - Племянник короля

После этого резкого выступления в Королевском замке князь решил покинуть страну и уехать за границу, чтобы поправить расшатавшиеся нервы. Разумеется, в Италию.

"Я еще несколько месяцев находился в Варшаве, улаживая разные мои дела. Мне страшно хотелось оставить на моем письменном столе письмо, содержащее мое мнение относительно будущего, которое грозит Польше. Но как я могу знать, в чьи руки попадет это письмо в столь смутное время и какими последствиями это для меня обернется. Поэтому я отказался от своего замысла.

В канун моего отъезда в Рим я обедал с несколькими выдающимися личностями, имеющими большое влияние в сейме. Я высказал им беспокойство по поводу опасности, грозящей Польше. Но потом мы перестали говорить о политике, чтобы не портить настроения.

По дороге в Италию я остановился в Вене, где имел длительный разговор с императором Леопольдом (преемником Иосифа II). Он говорил со мной о конституции 3 мая так, что это обличало в нем человека умного и привыкшего глубоко смотреть в суть вещей. Вначале я пытался смягчить его отношение к смыслу конституции. Но потом, видя, что это ни к чему не приводит, избрал единственный остающийся путь. Я сказал: великие державы должны понять, что на этот решительный акт, столь противоречащий укладу и традициям, народ пошел в результате отчаянного сознания, что он покинут всеми державами. И это отчаяние может быть очень опасным, так как не известно, к чему это приведет. Эти слова подействовали на императора. Он спросил меня, что же в таком случае можно сделать. Я ответил, что в первую очередь необходимо, чтобы саксонский курфюрт согласился принять польскую корону. Император ответил мне: "Для этого я сделаю все". И он тут же отправил в Дрезден посла Ландриани, человека очень способного и подходящего. Но тот ничего не смог добиться, так как курфюрст ответил, что предварительно должен получить согласие царицы".

Что за парадоксальная ситуация: лишенный наследования Понятовский склоняет германского императора, чтобы тот заставил саксонского курфюрста принять польскую корону, которая столько лет была предметом его собственных мечтаний! Но князь Станислав действует, несомненно, в согласии с королем, потому что заполучить согласие курфюрста Фридриха-Августа IV в то время являлось одной из главных целей польской внешней политики. Четырехлетний сейм стремится таким образом получить международное признание де факто конституции 3 мая. В Дрездене уже месяц сидит польская сеймовая делегация, возглавляемая князем Адамом Чарторыским, которая предпринимает отчаянные шаги, чтобы сломить сопротивление колеблющегося курфюрста. Но ФридрихАвгуст IV чертовски боится могущественной Екатерины и не хочет совать голову в эту корону. Кроме того, его не очень устраивает система престолонаследия, предусмотренная в конституции 3 мая. Он догадывается, почему от наследования устранены его братья, почему это право сохранено только за его дочерью Марией-НепомуценойАвгустой. Саксонский посланник в Варшаве, брюзгливый Эссен, предостерегает, что сейм сам хочет избрать мужа для принцессы и тем самым добиться сильного влияния на трон. Торг затягивается до бесконечности. Не помогают усилия Чарторыского, не помогает вмешательство императора, побуждаемого князем Станиславом.

Ничего странного в этом нет. Одна из дальнейших страниц воспоминаний князя раскрывает "искренность"

намерений императора Леопольда II.

"Позднее Ландриани рассказал мне, что получил от императора приказ сделать все, чтобы склонить курфюрста принять решение. Однако император добавил, что, если бы курфюрст после всего пожелал по-приятельски узнать, что император советует ему на самом деле, тогда Ландриани должен был бы ему сказать, чтобы он лучше не вмешивался в это дело (qu'il ne s'embarque pas clans cette galere). Нужно ли лучшее доказательство, что есть большая политика?"

Это полное горечи восклицание, заключающее венскую дипломатическую миссию, одновременно является прощанием с "большой политикой" на долгое время. Прибыв в Рим, князь по уши уходит в беззаботную атмосферу любимого города. Величественный вид залитой солнцем пьяцца ди Спанья, тенистая тишина ватиканских садов, веселый гул цветочных базаров на пьяцца деи Фьори, прохлада мраморных залов виллы Боргезе и Капитолия возвращают ему утраченное душевное равновесие.

Целительное римское солнце помогает ему прийти в себя от мучительного похмелья после варшавских событий.