Сергей Волконский - О декабристах

Жозефина прожила со старухой княгиней до самой ее смерти в 1835 году и потом уехала в Париж. Есть в нашем архиве еще два письма из Парижа, из которых между прочим видно, что она разыскала там мать г-жи Анненковой. (Известно, что декабрист Анненков был женат на француженке, которая последовала за ним в ссылку). Между прочим пишет, каких трудов ей стоило убедить свою соотечественницу, что в Сибири по улицам не бегают медведи, что там не круглый год зима...

Письма Жозефины ценны еще и в бытовом отношении. Видим в них всю закулисную челядь старого барского житья; в них девичья, слышится и кухня, отголоски конюшни. Но больше всего, конечно - девичья. Сколько их, начиная с кастелянши Екатерины Семеновны Крыловой! Была Агрипина, была Акулина, была Василиса, была незаменимая Груша, мастерица на все руки, которая раз даже в Москве, во время коронации, когда француз парикмахер опоздал, сама причесала Алину "по-гречески", так что все на балу хвалили. Еще была Жюленька, которая из девочек выросла и доучилась до того, что "заступила место Екатерины Семеновны", о чем однажды сама извещала Сергее Григорьевича в письме, которое ему писала по поручению Жозефины, болевшей в то время глазами. Наконец, шмыгало по коридорам Зимнего, Кремлевского, Таврического дворца, в апартаментах старой {26} княгини, не мало калмычек, - то были от князя Григория Семеновича дары Азиатских степей ...

У меня была прелестная картина, изображавшая, - в гостиной Зимнего дворца этих двух женщин столь крепко спаянных жизнью и столь мало друг на друга похожих. За круглым столом сидит раскладывая пасьянс, княгиня Александра Николаевна Волконская; в кресле на колесах, грузная, в белом атласном платье, а напротив нее - тоненькая, в клетчатом шелковом платье ее компаньонка Жозефина Тюрненже. Обе в широченных чепцах; только чепец Жозефины легкий, кисейный, а чепец княгини с тяжелыми атласными лентами и бантами, которые, как пламя, расходятся вокруг ее большой некрасивой головы. У нее было красное лицо с мясистыми щеками, небольшим крючковатым носом и большими навыкате глазами. Она ходила грузной походкой, говорила, судя по странной привычке в письме удваивать согласные, сухо, чеканно. В суждениях ее чувствовался обычай, уклад, неоспоримость того, что установлено привычкой, освящено повторностью. Портретов ее у меня было пять, шесть; между прочим один, акварельный, писанный ею самой и, согласно собственноручной надписи, ею же самой подаренный сыну Никите в день ее рождения; ни на одном из портретов не выглядят так страшно ее большие навыкате глаза, ни на одном пестрые банты чепца не стоять таким алым пожаром вокруг красного лица, и ни на одном не сияют таким блеском ордена, знаки отличия и обсыпанный алмазами медальон с портретами императриц.

У меня хранилась прядь ее волос, белой, совершенно серебряной седины. Наконец, еще упомяну, что кресло на колесах, изображенное на картинке, перешло к внучке ее, дочери декабриста, Елене Сергеевне (сперва Молчановой, {27} потом Кочубей, потом Рахмановой) и хранилось в имении последней, Вороньки, Черниговской губернии. В этом кресле, декабрист, вернувшись из Сибири, часто сидел, в особенности последний год своей жизни; в нем сидя, писал свои "записки", с него сойдя, перешел на смертный одр ...

Таковы, по письмам, по портретам, по преданию, черты той, кто была матерью декабриста. О ее отношении к нему во время процесса и впоследствии, во время ссылки, поговорим ниже.

В начале 1825 г. (11 января) Сергей Григорьевич сочетался браком с Марией Николаевной Раевской, дочерью генерала Николая Николаевича Раевского, известного защитника Смоленска и участника Бородинского сражения. Свадьба была в Киеве; Раевские были киевляне; их имение Болтышка было в Киевской губернии; там же под Киевом была усадьба матери Николая Николаевича, Екатерины Николаевны, - знаменитая в истории декабризма Каменка. Здесь, в этом семейном гнезде, под крылом гостеприимной хозяйки, среди разливанного моря старого помещичьего хлебосольства, по ночам происходили тайные заседания тайного политического общества.

III.

Старуха Екатерина Николаевна, мать Николая Николаевича Раевского, была одною из многочисленных племянниц Потемкина, урожденная Самойлова. Она вышла замуж столь молодой, что первый год замужества часто тайком от мужа играла в куклы; как зазвенят бубенцы, возвещавшие возвращение супруга, {28} так тотчас куклы быстро убирались. Этот брак, устроенный отцом девушки, по старому обычаю, без совета молодых, был непродолжителен; Екатерина Николаевна осталась молоденькой вдовой с сыном Николаем на руках, будущим героем отечественной войны. Вскоре она вторично вышла замуж, уже по любви, за Льва Васильевича Давыдова. От Давыдова она имела многочисленное потомство. Кроме своих детей, у нее воспитывалось огромное количество племянниц. С ними вместе воспитывалась дочь старого дворецкого, на правах приемной дочери; но соблюдался такой обычай: когда отец, обнося блюдо, доходил до дочери, дочь должна была встать и поцеловать ему руку. Она впоследствии вышла замуж за Стояновского и была матерью известного в свое время председателя департамента законов и Императорского Русского Музыкального общества.