А Волков - Зодчие

- Прикажи, государь, отвести войска! Завтра сумеем довершить приступ!

- Не с ума ли ты сошел, Михаила! - напустился на воеводу князь Андрей Курбский, состоявший в тот день в царской свите. - Не слушай, государь, срамца и труса, вели драться до окончания: подаются мухамеданы!

Воротынский, стесненный броней, дышал тяжело; по багровому лицу, с которого воевода откинул забрало, струями катился пот. Он с мольбой смотрел в глаза царю.

- Крепки еще татары, государь! - не сдавался князь Михаила. - Раздробим силы, втянемся в неведомые градские пределы, сгубим рать...

За годы власти Курбский привык, чтобы ему все уступали, но Воротынский был упорен. Воеводы сцепились в споре, поносили друг друга - казалось, вот-вот вцепятся в бороды.

- Довольно! - хмуро молвил царь, покончивший со своими сомнениями. Лжива твоя надменная храбрость, князь Андрей! Никогда не соглашаешься ждать удобного часа, воинство мое понапрасну сгубить хочешь! Приказываю: отводить полки! Осторожность - не последняя из воинских добродетелей...

Воротынский торжествующе взглянул на опешившего князя Андрея и поскакал объявлять царский приказ.

А царь Иван сурово обратился к опустившему голову Курбскому:

- Хотел бы я, чтоб на пользу тебе пошло это крепкое мое поучение, но не верю в то: велика твоя гордыня, мнишь себя превыше всех, а заслуг твоих мало нахожу...

Впервые Иван решился так открыто поднять голос против одного из первейших членов Избранной Рады, близкого друга Сильвестра и Адашева: царя воодушевила на это близость победы над мощным врагом.

Грозный ничего не забывал и ничего не прощал: много лет спустя в переписке с Курбским он гневно упрекал князя Андрея за малодушие, проявленное им при осаде Казани, за то, что тот советовал обратиться вспять после трех дней осады, когда буря истребила запасы русского воинства, за то, что Курбский толкал его на битву при неблагоприятных обстоятельствах.

Воротынский привез полкам царский приказ прекратить битву. Разгоряченные боем стрельцы и казаки отошли неохотно.

В руках русских осталась Арская башня и прилегающая к ней часть стены. Татары сами жгли окружающие укрепления, постройки, мосты, чтобы отделиться от нападающих. Целую ночь они строили завалы, возводили новые деревянные стены, засыпая их землей.

* * *

1 октября обе стороны деятельно готовились к последней, решительной битве.

Татары возводили новые стены. Согнанные со всего города рабы, подростки, женщины таскали камни, кирпичи и бревна из разрушенных домов. Стены вырастали быстро, так как над ними старались тысячи людей, подгоняемые бичами надсмотрщиков.

Вот когда пригодился бы татарам секрет несокрушимого замеса, известный Никите Булату!

Но русские втащили на Арскую башню пушки и громили стены ядрами. Строители укреплений падали - на их место становились другие. Камни, вырываемые снарядами, катились по земле, их подхватывали чуть не на лету и снова укладывали на место...

Перед решающим приступом Иван Васильевич сделал последнюю попытку сберечь русскую и татарскую кровь. По его приказу в город отправился Камай-мурза с предложением сдаться, обещая жизнь и свободу осажденным.

Камая привели в тронный зал, где собрались царь Едигер, имам Музафар, князья Ислам и Кебяк, беки, уланы, мурзы.

Камай, бледный от волнения, повторил предложение царя Ивана.

"Мне не дожить до поры, когда волосы мои побелеют, - думал он. - Молю об одном: пусть моя смерть будет скорой и легкой".

Слова Камая-мурзы были выслушаны в гробовом молчании. Потом гневно заговорил первосвященник Музафар:

- Изменник! Предатель! Ты заслуживаешь казни! Но голова посланника священна для нас.

Камай-мурза вздохнул облегченно.

Сеид продолжал:

- Послание царя мы обсудили всем курултаем. Поди и скажи царю Ивану: не бьем ему челом! На стенах стоит Русь, на башне - Русь. Ничего! Мы другую, третью стену поставим. Либо отсидимся, либо все помрем.

Едигер и советники согласно кивнули головой.

Камая вывели из города и отпустили.

Ночь прошла в мрачной, настороженной тишине. Для многих и многих тысяч бойцов эта ночь была последней в жизни.

Глава XVII

РЕШИТЕЛЬНЫЙ ДЕНЬ

Настало воскресенье, 2 октября 1552 года.

У последних двух подкопов шли окончательные приготовления. Бочки с порохом закатили вглубь накануне, свечи были воткнуты в рассыпанный порох. Царь приказал произвести взрывы на рассвете и, когда будут взорваны стены, начинать приступ.