А Волков - Зодчие

И вот теперь в третий раз лежит перед ним покорная Казань. Сладко будет мстить недругам!..

Вошел Алексей Адашев. Сопровождающие остались за дверью.

Хан сделал вид, что хочет привстать, и с болезненной гримасой плюхнулся обратно: протянул Адашеву жирную руку с пальцами, украшенными золотыми перстнями:

- Садись, боярин, гостем будешь!

- Еще не боярин! - улыбнулся польщенный Адашев.

Ловкий татарин предвосхитил его мечту. Самому близкому советнику царя Ивана не хватало только боярского сана, чтобы подняться над толпой ненавистных соперников; но этим саном царь упорно не желал наградить Адашева, несмотря на неоднократные намеки последнего.

- Будешь боярин, это я тебе говорю, царь. Садись на подушки.

- Необык я, Шиг-Алей Алеярович, на полу сидеть, - отговорился Адашев. Я лучше на лавку.

- И я тогда на лавку, - кряхтя, поднялся Шиг-Алей. - Мне ниже тебя сидеть невместно: я Ахматова рода, я природный царь... Рассказывай, боярин, что есть, чего нет.

- Прислал меня великий государь к тебе, царь Шиг-Алей Алеярович, с милостью. Изволь встать: государевы указы негоже сидя выслушивать.

- Да вот ноги у меня... - сморщился татарин, но встал.

Адашев, строгий, торжественный, с осанкой, не допускающей даже тени ущерба государевой чести, развернул свиток, протянул Шиг-Алею. Тот поднес к толстым губам печать, подвешенную к царской грамоте, приготовился слушать.

- Жалует тебя, царь Шиг-Алей Алеярович, великий государь всея Руси Казанью-градом с Луговой и Арской стороной131, а Горную сторону тебе, царю, не дает, ибо до челобитья вашего по доброй воле отошла оная от Казани-града и приписана к Свияжскому городу. - Голос Адашева был сух и резок.

Шиг-Алей такого удара не ожидал: оказалось, что значительная часть его наследственного царства навсегда переходит к Москве. Он сердито уселся на лавку:

- Вон оно как!.. Над чем царствовать буду? Опять половину юрта132 урезали?.. Народ обидится, меня не впустит.

- Вольно вам было черемису теснить, - холодно возразил Адашев. Думали, век она будет вам покоряться? Ну, не печалуйся: Казань - град немалый, окромя того арские чуваши под тобой останутся. А коли не согласен, другого хана сыщем.

Московские дипломаты прошли хорошую школу: умели держать себя.

Шиг-Алей перепугался:

- Ой, зачем другой хан, не надо другой хан! Я хан, я ваш старый друг!

- Все вы друзья до поры до времени, - улыбнулся Адашев, оглаживая курчавую бородку. - Да, вот еще: приказ тебе от государя Ивана Васильевича первым долгом всех русских полонянников выпустить, чтобы ни один не оставался в ваших поганых лапах!

- Все сделаю, боярин! - пробормотал Шиг-Алей.

Глава XVIII

ВОЙНА

В августе 1551 года Шиг-Алей вступил в Казань под охраной московских стрельцов. Город встретил хана настороженно. Казанцы не любили Шиг-Алея за корыстолюбие, за жестокость. Казань приуныла.

- Радуйтесь! - насмешливо говорили гиреевцы Камаю-мурзе. - Явился выпрошенный вами у Москвы хан, да продлит аллах его царствование на трижды сорок лет!

- Э, зачем так долго! - усмехался Камай-мурза - Нам не хана надо - нам надо московского наместника. Но от разговоров о халве во рту не станет сладко!..

* * *

Шестьдесят тысяч русских пленников вышли из Казани, но Булата среди них не было. Многие тысячи рабов еще остались в столице ханства, скрытые от глаз русских приставов и дьяков. У казанских богачей немало было тайников, где, прикованные цепями, томились несчастные невольники.

Джафар-мирза не выпустил Булата на волю. Открыть его местопребывание не могли: ни татарская, ни русская власть не смела проникнуть на женскую половину.

Никита знал о выходе русского полона, но напрасно молил управителя об освобождении.

- Ты зодчий, а нам в Казани таких людей побольше надо. Не пойдешь домой. Станешь шуметь - в яму посадим.

Многие освобожденные москвичи вернулись домой; среди них был и оружейник Кондратий. Ему посчастливилось вырваться из цепких лап Курбана вскоре после того, как он избавил от его власти Никиту Булата.

Случилось это так. Соперники Курбана по торговле сумели раскрыть его тайну и донесли хану о скрытом богатстве оружейника. Курбана схватили, но даже под пытками он не выдал место, где было зарыто его золото.

После смерти Курбана все его имущество, в том числе и рабы, было отобрано в ханскую казну Пушкаря Самсона поставили на его прямое дело - к пушкам, а Кондратий, знающий мастер, попал в помощники к надсмотрщику оружейной палаты ханского дворца. Это спасло ему жизнь: ханский оружейник не наваливал на него столько работы, как жадный Курбан.