А Волков - Зодчие

Нечай и Жук понесли Голована в безопасное место; парень с тяжелыми ожогами бредил и стонал. Спасенные ребятишки, держась за руки, побрели за скоморохами, но, к счастью, на ближнем пустыре им встретилась мать, уже оплакивавшая своих детей.

Григорий Филиппович Ордынцев ехал в Москву из Серпухова. Еще за десяток верст от столицы его поразил вид дымной тучи, нависшей над городом, и запах гари.

- Пожар! - закричал Ордынцев и ударил кучера в спину: - Гони, гони!

Лошади понеслись птицами.

Григорий Филиппович перепугался недаром. Немалые деньги, скопленные им за годы службы губным старостой, он обращал в драгоценности: золотые кубки и блюда, перстни, браслеты... Все это хранилось в кубышке, спрятанной в спальне. Тайник был известен ему одному: до поры до времени он не говорил о нем ни Федору, ни его жене Наталье.

Старый Ордынцев не был скупцом, безрассудно обожающим сокровище, но мысль, что он один знает о нем, что власть распорядиться золотом всецело в его руках, веселила Григория Филипповича, и он решил открыть сыну тайну только на смертном одре.

И теперь сокровищу угрожала гибель. Это еще не страшно, если золото побывает в огне: расплавившись, оно останется золотом. Но мысль, что сокровище могут украсть холопы, обнаружив тайник во время суматохи, всегда сопутствующей пожару, была нестерпима Ордынцеву. Он даже застонал от ярости: ему представилось, как Тишка Верховой, пряча под полой золото, с воровской ухмылкой пробирается по двору - зарыть добычу в укромном месте...

Кони мчались всё быстрее. Но вот телегу пришлось остановить перед стеной дыма и огня.

- Бросай лошадей! За мной! - хрипло закричал Ордынцев кучеру.

И они вдвоем ринулись в лабиринт горящих переулков.

Холоп давно отстал, а тучное тело Григория Филипповича несла какая-то неведомая сила. Он пробирался через дворы, еще не охваченные пламенем, нырял под огненными завесами и упорно пробивался все вперед и вперед, на Покровку, к заветному сокровищу.

И он пробился! Вбежал на пустынный двор, уже покинутый людьми, вскочил в пылающий дом и там, набросив на голову шубу, на четвереньках пробрался в свою опочивальню, обожженными руками открыл тайник и вытащил кубышку.

"Цела!.." - пронеслась мысль в затуманенном сознании, и Ордынцев пополз к выходу.

Только на третий день, когда на улицах, охваченных пожаром, сгорело все, что могло гореть, а дождь погасил головни и прибил к земле дым, люди стали возвращаться на родные пепелища.

Федор Григорьевич уже знал от кучера о том, что случилось, и не чаял увидеть отца живым. Он нашел его труп на огороде: видно, крепок еще был Григорий Филиппович, коли, страшно обожженный, сумел он с тяжелой ношей выбраться на пустырь; но там старик обессилел и умер, накрыв своим телом сокровище, спасенное ценой жизни.

Много жертв унес великий московский пожар. По словам летописца, более тысячи семисот человек погибло в огне.

Глава IX

ГРОЗНЫЕ ДНИ

Прослышав о московском пожаре, артель деда Силуяна поспешно двинулась в Москву из-под Коломны. Настоял на этом Лутоня, которому показалось, что настало время расплатиться с Вяземским за свое увечье, за разбитую жизнь.

Как мелкие ручейки соединяются в речки и реки и потом вливаются в море, так со всех сторон стремились в Москву кучки нищих, скоморохов, артели строителей и просто любопытные люди, которым хотелось поглазеть на небывалое зрелище: огромный город, выгоревший почти дотла.

Чем ближе к Москве, тем гуще шли по дорогам народные толпы, с неумолчным гулом разговоров.

В одном из больших сборищ гремел бас Лутони. Слепец в сотый раз рассказывал людям, как он по оговору тиуна безвинно лишился глаз.

- Пришло время посчитаться с лиходеями-боярами! - говорил Лутоня при бурном одобрении слушателей. - Не иначе как они Москву сожгли!

- А зачем, дяденька? - робко спросил светловолосый певун Савося.

- Зачем? - сердито переспросил Лутоня. - Затем, что им, злодеям, людское горе слаще медового пряника. Иной бедняга, что все пожитки на пожаре потерял, постоит-постоит на пепелище, хлопнет руками об полы, да и пойдет продаваться к боярину в кабалу!

- А ведь верно! - ахнули в толпе.

- Чего вернее! Мудрый слепец!

- Ах и злое же это, братцы, семя - бояре! Искоренить бы их! - вздохнули в толпе.

- Затем и идем на Москву! - уверенно отчеканил Лутоня.

Многотысячные толпы пришельцев заполнили московские площади и пустыри, перемешавшись с погорельцами, ютившимися под открытым небом. На каждом свободном клочке земли раскинулись таборы наподобие цыганских. На тех, кто сумел устроить себе палатку или навес из рядна95, смотрели с завистью: это уж было какое-то подобие жилья. Большинству ложем служила земля, а покрывалом - облака, благо погода была летняя, теплая.