Сергей Кремлев - Ленин. Спаситель и создатель

Однако помянут здесь академик Авербах прежде всего потому, что он ни 1 апреля 1922 года, ни 20 января 1924 года – за день до смерти Ленина , не обнаружил у него никаких отклонений с точки зрения неврологии глаза!

Вот как описал Авербах свою последнюю встречу с Лениным…

А, кстати, как он описал её?

Ниже приведу два описания этой встречи…

Одно дано по 4-му тому пятитомного издания 1984 года – когда в ЦК КПСС уже заправляли без одного года горбачёвцы и без семи лет ельцинцы.

Второе дано по небольшой книге М. А. Москалева „В. И. Ленин в последние годы жизни“, изданной в 1956 году, когда в ЦК КПСС ренегаты ещё не играли решающей роли.

Сравнить два варианта полезно во всех отношениях.

Вот что мы читаем в издании 1984 года:

„Приехал я поздно вечером (20 января. – С.К .). Владимир Ильич сейчас же попросил меня к себе. Физически он выглядел очень хорошо. Что касается опасения, как он встретит врача, то сразу стало ясно, что он очень доволен приездом глазного врача (скорее всего, Ленин был просто доволен приездом именно Авербаха. – С.К .). Исследовать было трудно, так как трудно было Владимиру Ильичу словами давать ответы на то, что я у него требовал. Но исследование шло весело, живо и явно к взаимному удовольствию. В глазах Ленина я снова ничего не нашёл… Выйдя от Владимира Ильича, я расположился в другой комнате с его близкими. И теперь Ленин остался верен себе. Он дважды, опираясь на студента, приходил в столовую, где мы сидели, с очевидным намерением проверить, достаточно ли хорошо обо мне позаботились“ [1494].

Собственно, цитированные выше строки взяты из речи, произнесённой на общем собрании сотрудников, больных и посетителей городской глазной больницы им. Гельмгольца, и опубликованной в „Правде“ 1 марта 1924 года. Между прочим, на этой встрече, организованной по инициативе местного комитета больницы, Авербах говорил: „Мне чрезвычайно приятно лишний раз побеседовать об этом замечательном человеке. С другой стороны я знаю, что то, что я могу сообщить вам, вы нигде не слышали и не можете знать“…

Ещё бы!

Описывая свою вторую встречу с Лениным в мае 1922 года после первого приступа с частичным параличом, Авербах сообщил, что Ленин был возбуждён, всё искал возможности остаться наедине, и когда такая минута выпала, схватил Авербаха за руку и с большим волнением сказал: „Говорят, вы хороший человек, скажите же правду – ведь это паралич, и пойдёт дальше? Поймите, для чего и кому я нужен с параличом?“

Поразительно! В 1922 году, став живой народной легендой, руководя огромной страной, он тревожился – будет ли он окружён заботой в случае беды!

Что это – скромность?

Или, может быть, трезвые сомнения в лояльности своего политического и государственного окружения?

Перейдем, впрочем, ко второму варианту описания Авербахом дня 20 января 1924 года – оно было опубликовано тоже в марте 1924 года, в третьем номере журнала „Пролетарская революция“:

„Приехал я в Горки в 10-м часу вечера. Владимир Ильич был предупреждён о моём приезде, принял меня в своём кабинете чрезвычайно радушно и проявлял большую заботливость обо мне. Надо сказать, что меня прямо поразил его вид – до того он выглядел бодро (жирный курсив везде мой, – С.К .), охотно отвечал на все вопросы, связанные с исследованием его глаз. Я убедился, что никаких изменений с этой стороны у него не произошло… Я пробыл у Ильича 3/ 4часа. Затем, попрощавшись с ним, я прошёл в столовую, где пил чай в обществе его жены и сестры. Спустя некоторое время отворилась дверь и вошёл тов. Ленин. Он чувствовал себя очень бодро, побеседовал и ушёл. И через полчаса он снова вошёл, причём живо интересовался, накормили ли меня, согрелся ли я после мороза… Надо сказать, что эти прогулки из кабинета в столовую он делал, минуя несколько комнат, что указывает на то, что он физически окреп и чувствовал себя хорошо . Прощаясь, он крепко пожал мою руку. В 12-м часу он пошёл спать.

Ничто не предвещало того рокового конца, который случился меньше чем через сутки спустя“ [1495].

При сходстве обоих описаний видно, что второй вариант показывает нам существенно более чётко чем первый, хорошую форму Ленина.

Что до профессора Авербаха, то тут всё ясно: в рассказе он вспомнил тот день одним образом, работая над статьёй для журнала – другим… Иное дело – составители пятитомника 1984 года! Интересно – почему они выбрали для публикации более бледный вариант? Не потому ли, что он менее мог натолкнуть на нежелательные размышления?