Останемся еще на мгновение с силезцами. Они сегодня совершенно забыли называть себя пруссаками, но некогда они принадлежали к ядру прусского населения, они были очень хорошими, дельными и лояльными пруссаками — и это несмотря на то, что их превратили в пруссаков посредством завоевания, совершенно их не спрашивая. Ходячие стихи 18 века гласили:
«Никто не становится пруссаком поневоле.
Ставши им — благодарит Бога».
Потому что в этом прусском рациональном государстве было не только нечто жёсткое, металлическое, механически–машинное. Это всё конечно в нём было, но его отмечали также некая холодная либеральность, законность и толерантность, которые для его подданных поэтому были не менее благотворны, поскольку они основывались на своего рода безучастности. В Пруссии больше не сжигали ведьм, в то время как в других местах это повсеместно было еще обычным делом, пытки были прекращены ранее, чем где бы то ни было, равно как и вычурные и мучительные виды казни, не было насильственных обращений в веру и религиозных преследований, каждый мог думать и писать, что он хотел, для всех существовало равное право.
Поляки, которых Пруссия с 1772 года присоединила к себе миллионы, не были мучимы «германизацией», как это происходило столетием позже в Германской империи. Они как само собой разумеющееся могли оставаться поляками, говорить на польском языке и иметь своих польских священников и учителей, они были именно польскими подданными прусского государства, такими же хорошими и желанными подданными, как и все остальные. Это государство было непредвзятым, разумным, практичным и справедливым. До тех пор, пока государству отдавали ему причитающееся, оно со своей стороны давало «каждому свое [14] Ка́ждому своё (лат. suum cuique (суум куиквэ), варианты перевода — Всякому своё, Каждому по его заслугам ) — классический принцип справедливости. В Новейшей истории фраза получила печальную известность как надпись, сделанная немецкими нацистами над входом в концентрационный лагерь смерти Бухенвальд, — Jedem das Seine.
".
Это делало государство Пруссия растяжимым практически неограниченно — не только умеющим завоевывать, но также и способным реально вобрать в себя завоеванное и почерпнуть из этого новые силы. Это однако также делало государство Пруссия для его подданных неким особенным образом ненужным, когда оно однажды переставало действовать.
У армии есть государство
Было не только приемлемо, но во многих отношениях приятно стать прусским подданным. Так много порядка, правовой безопасности и свободы совести можно было найти далеко не везде; существовала также определённая гордость. Но это не было неизбежным, обязательным — становиться пруссаком. Пруссаками люди были не от природы, как были ими французы, англичане, немцы или даже баварцы или саксонцы.
Принадлежность к прусскому государству была более чем любая другая сменяемой, и если прусское государство, как сказано, могло накрыть как палаткой любое население, не особенно его беспокоя, то тогда эту палатку можно было снова разобрать без того, чтобы его население восприняло это как катастрофу. Пруссия не была организмом с силами самовосстановления, а она была чудесным образом сконструированной государственной машиной; но именно машиной, сделанной, но не ставшей таковою. И — от этого теперь уж никак не уйти — в основном сделанной посредством развёртывания военной силы и завоевательных войн.
Этим Пруссия разумеется вовсе не выходит за рамки в 18 веке. Все европейские государства были тогда военными государствами, все вели завоевательные войны, и если они при этом имели успех, то это приносило им славу. Однако Пруссия подняла всё это на новую высоту. Прусское государство Фридриха Вильгельма I., короля–солдата, было малым государством с армией великой державы; а его сын Фридрих, которого уже его современники называли Великим, с безрассудной отвагой так применил эту армию, что тогдашняя Европа иногда даже отказывалась верить своим ушам и глазам.
Однако следует, пожалуй, согласиться с тем, что это не было чистым произволом, что у этого были свои причины. Следует только лишь взглянуть на карту. Королевство Пруссия, самопровозглашенное в 1701 году, едва ли заслуживало титула королевства. Оно состояло из шести или семи несвязанных меж собой областей, двух больших, Бранденбурга и Восточной Пруссии, на Востоке, едва ли полудюжины малых на Западе Германии. Оно как раз было предопределено на объединение и завершение своих земель, оно должно было стать большим, чтобы вообще смочь существовать.
Читать дальше