Вы помните ещё о небольшом стихотворении Гёте, которое я процитировал в начале? " Хороший нрав у юных лет: чего ни попросишь — отказа нет» — и вдруг это больше не так, годы стали внезапно злыми, «…и все, что давали, назад забирают». Мне представляется, что точно так же дело обстоит с техникой. Сначала она нам подарила множество приятных вещей и непрерывно улучшала наш уровень жизни, и таким образом мы привыкли рассматривать её как благотворную силу и ожидать от неё всё новых подарков; однако неожиданно мы обнаруживаем, что она собственно не столь благотворна, а напротив довольно холодно–зловещим образом нейтральна, что она следует своим собственным законам, причём ей абсолютно всё равно, что из этого получается для человеческого уровня жизни.
И то же самое действительно для капиталистической рыночной экономики, которая обслуживается техникой: сначала она делает самое необходимое, она удовлетворяет наиболее безотлагательный спрос, устраняет всевозможные очевидные недостатки и тем самым действует благотворно; однако и она не является благотворительным учреждением, и она следует своим собственным законам, она желает производить и получать прибыль, и для этого она должна продавать свои товары, вне зависимости от того, улучшают или ухудшают они уровень жизни человека. Она существует не для хорошего самочувствия своих клиентов, а для прибыльности своих учреждений — а это, к сожалению, не одно и то же, в отличие от того, как наивным образом учат либеральные профессора национальной экономики. Она должна производить и сбывать и дальше, даже если давно достигнута и перейдена точка, где здравый смысл становится бессмыслицей, а благое дело — бедствием. Она как раз служит не жизненному уровню, она обслуживает саму себя. Поднимает или опускает она жизненный уровень — дело последнее.
А социальный прогресс — повышенная продуктивность труда, укороченное рабочее время, устранение старых, тягостных, «непроизводительных» профессий? Должен же по меньшей мере социальный прогресс быть чем–то исключительно добрым и благим делом? Нет, и он тоже нет. Он тоже приносит улучшение только до определённой степени и затем, если он продолжает всё время идти прямо, ухудшение, поскольку именно и он тоже следует только своим собственным законам, и улучшения всеобщего уровня жизни приносит только при определённых обстоятельствах как побочный продукт.
Если бы каждый желал только «улучшений для себя» и никто больше не желал бы исполнять обслуживающие функции, то это имело бы такое следствие, что никто больше не стал бы обслуживаться; в том числе и он сам. Как всегда, когда возникают отдельные счета, для общего счёта получается убыль; и убытки суммируются.
Естественно, что от сожалений по этому поводу можно уйти. Потому что «уровень жизни» — это не всё; ни в коем случае он не является главным делом в жизни. Было много веков, в которые большая часть человечества была совершенно равнодушна к своему уровню жизни; что их интересовало — это спасение их души. И, кроме того, никто ещё не определил идеальный уровень жизни. Что требуется человеку? Трудный вопрос. Чего он сегодня действительно себе желает? Я не жду от Вас ответа! Однако, по меньшей мере прежде человек большей частью был в состоянии заметить, когда ему становится хуже.
(1966)
Мужчина стал жертвой мировой революции, в которой мы живём более полувека.
Не могу сказать точно, когда я заметил это впервые. Определённо этого не было до середины пятидесятых годов. Совершенно отчётливым это стало для меня лишь позже. Речь идёт вот о чём: когда мне нужно пойти в какое–либо учреждение, например в полицию, или когда я с несколько сложным, тягостным вопросом обращаюсь в канцелярию или в фирму, да и даже когда я хочу на почте растаможить посылку из–за границы, то каждый раз у меня отлегает от сердца, как только я вижу, что за письменным столом или за окошком сидит женщина, а не мужчина.
Не поймите меня превратно. Я мужчина пожилого возраста, а женщины за столиками учреждений и прилавками почты редко бывают того сорта, которые вызывают ненадлежащие мысли. Нет, просто с женщинами чувствую себя весьма уверенным в том, что меня спокойно выслушают и профессионально обслужат. С мужчинами не так. Более не так. С ними с некоторого времени я инстинктивно готов к тому, что они будут меня спроваживать или причинять трудности, или начнут спорить. Естественно, что существуют исключения. Но большинство мужчин в наши дни сидят за своими письменными столами как нервозные и душевно отягощенные тигры в своих клетках. К ним не хочется подходить.
Читать дальше