Герберт Вотте - Давид Ливингстон (Жизнь исследователя Африки)

Ливингстон велел своим переводчикам всюду объявить, что белые желают, чтобы все племена жили в мире друг с другом. "Нам, как поборникам мира, было оказано почтительное гостеприимство, и от Кафуэ до водопада Виктория мы не страдали от недостатка пищи. В наш ночной лагерь жители присылали богатые подарки: белую муку тонкого помола, жирных каплунов, тыкву, бобы, табак, а также огромные кувшины пива".

"Между Кафуэ и Зунгве в течение дня мы проходили через несколько деревень. И вечером в наш лагерь являлись посланники с щедрыми дарами из тех деревень, в которых мы не смогли остановиться. Жители деревень искренне огорчались, если мы, проходя мимо их жилищ, не воспользовались их гостеприимством. Нас приветствовали у каждой хижины и просили немного отдохнуть, выпить хоть глоток пива. Наш поход уподобился триумфальному шествию. В каждую деревню мы входили и покидали ее, сопровождаемые возгласами дружбы... Когда мы останавливались на ночлег, то жители по собственному почину принимались за устройство нашего лагеря. Одни живо своими лопатами брались выравнивать место для нашего ночного ложа, другие таскали сухую траву и расстилали ее по всей площадке, предназначенной для сна. Некоторые несли топоры и быстро сооружали из кустарника ограду для защиты от ветра. А когда вода оказывалась далеко, они спешили избавить нас от этого труда, а вместе с водой не забывали прихватить и дрова для приготовления пищи".

Об истории и культуре народов Центральной Африки тогда почти ничего не знали. Ливингстон уже тогда обратил внимание на социальные явления в африканском обществе, к которым почти все другие исследователи Африки остались равнодушны. "Как и у других народов, у африканцев время от времени появляются очень одаренные люди. Некоторые из них своей мудростью привлекают к себе внимание многих народов Африки и вызывают у них восхищение... Однако полное отсутствие письменности ведет к забвению прошлого опыта, он не передается потомкам. У них были также и свои трубадуры, но их песни не дошли до следующих поколений. Один такой певец, и, очевидно, настоящий природный талант, сопровождал нас много дней и, как только мы делали привал, воздавал нам хвалу, пел жителям деревень... Песни его были плавны и гармоничны... Вначале они были короткими, но с каждым днем, по мере того как он все больше знакомился с нами, в его песни вплетались новые сведения о нас, пока это восхваление не превратилось в длинную оду. Следуя за нами, этот молодой африканец слишком удалился от своей родины, а когда ему нужно было возвращаться, он выразил сожаление, что не может далее сопровождать нас. Конечно, мы воздали ему должное за полезную и приятную похвалу". Среди шедших с Ливингстоном людей батока был такой же певец, хотя и менее одаренный, чем тот. Каждый вечер, когда другие готовили пищу, беседовали или спали, он исполнял свои импровизированные песни и аккомпанировал себе на сансе - деревянном инструменте с девятью железными клавишами, по которым он ударял большим пальцем. В качестве резонатора, усиливавшего звук, использовалась бутылеобразная тыква (калебаса).

Ливингстон приближался к водопаду Виктория. Однажды в пути он узнал такое, что его потрясло больше, чем вся прежде виденная им бесчеловечность в португальских владениях. Оказалось, за ним по пятам следовала партия, состоявшая из рабов того самого португальского метиса, который вблизи Зумбо коварно убил верховного вождя и его приближенных. Они повсюду скупали за бесценок слоновую кость и добыли десять больших лодок, чтобы увезти все это; кроме того, они купили также несколько юных красавиц. Но больше всего возмутило Ливингстона то, что они выдавали себя за его "детей" - его свиту. Для прикрытия грязных делишек они злоупотребляли доброй славой Ливингстона! "Открыв те земли, куда до этого не отважился проникнуть ни один португалец, мы вопреки своим намерениям проложили путь работорговле в "неведомые земли"... С горечью наблюдаем мы, как то добро, к которому стремились, оборачивается невероятным злом".

Одновременно в нем крепло убеждение, что его водят за нос не только колониальные власти Мозамбика, но и правительство Лиссабона. Оно отдало приказание колониальным чиновникам оказывать его экспедиции всяческое содействие, какое только можно. Однако трудности, с которыми он сталкивался, и повседневные наблюдения открыли ему, что одновременно с этими гласными приказами колониальным чиновникам были направлены и тайные инструкции тщательно следить за его деятельностью и всячески препятствовать осуществлению его планов. Власти Мозамбика истолковали их на свой лад. "Там, где чуть ли не каждый, от губернатора до рядового солдата, - заядлый рабовладелец, такие приказы могут означать не что иное, как: зорко следить за тем, чтобы работорговля следовала за ним по пятам!"