Герберт Вотте - Давид Ливингстон (Жизнь исследователя Африки)

Шестнадцать лет провел Ливингстон на чужбине. Тоскуя по родине, он сквозь розовые очки видел англичан и Англию, где провел свое безрадостное детство, - реальность и грезы слились воедино. Сумеет ли он разглядеть лицо истинной Англии, когда снова окажется среди земляков?

В течение шести недель вынужден Ливингстон жить в Келимане, в этой вредной для здоровья, зараженной лихорадкой местности, в ожидании прибытия английского судна, на котором предстояло отправиться на родину.

В ожидании судна Ливингстон проводил время в заботах о спутниках. Их нельзя было просто отпустить домой, ведь путь туда шел через местности, где обитали враждебно настроенные к ним племена. Поэтому он твердо решил возвратиться сюда и помочь им вернуться домой. Макололо еще в Тете сказали, что будут ожидать его возвращения. Прибывшим вместе с ним в Келимане он советовал после своего отъезда тоже вернуться в Тете и там вместе с другими устроиться, пока он вернется, ведь в Келимане продукты дороги и их с трудом можно достать.

Чтобы помочь своим спутникам приобрести ткань для одежды и другие необходимые предметы быта, он продал десять небольших слоновых бивней. Двадцать больших бивней, принадлежавших Секелету, он передал на хранение полковнику, у которого остановился. Товары для Секелету он намеревался купить в Англии на свои деньги, а позже, когда вернется, продать оставшуюся слоновую кость для покрытия дальнейших расходов. Если же он умрет по пути или в Англии, тогда полковник должен будет продать эти бивни и выручку передать макололо. Конечно, было бы куда проще продать сейчас бивни, а деньги взять с собой в Англию. Но как быть, если все же какая-то непреодолимая сила помешает ему вернуться сюда. Тогда люди, ожидающие его в далекой Африке, могут подумать, что он удрал с деньгами и просто надул Секелету. Он всегда вел себя так, чтобы ни в малейшей степени не запятнать свое имя или свою нацию. Все принятые им меры он обстоятельно разъяснил своим людям, и они поняли и одобрили его действия.

Наконец в Келимане пришла весть, что английский бриг уже десять дней стоит на якоре у песчаной косы, в семи милях от Келимане. Разбушевавшаяся стихия мешает ему подойти к гавани. Судно готово взять на борт исследователя; деньги и все необходимое для него в пути привезено.

Макололо Секвебу выразил желание ехать с ним в Англию.

"Секвебу оказал мне добрую услугу; без него, обладающего острым умом, чувством такта и знающего местные языки, мы, возможно, и не добрались бы до побережья. Я очень благодарен ему. Его вождь хотел, чтобы все мои спутники ехали со мной в Англию, и, конечно, он был бы весьма огорчен, если бы никто из них не поехал туда. Я полагал, что на Секвебу благотворно подействует все, что он увидит в цивилизованном мире; потом он расскажет об этом землякам; к тому же мне хотелось как-то вознаградить его за те важные услуги, которые он мне оказал. Другие также просили взять их с собой, но я отговаривал их, указывая на опасность для здоровья, сопряженную с переменой климата и пищи".

Ливингстон не упоминает о том, что и финансовые возможности не позволили бы ему принять своих спутников в Англии как гостей, ведь их надо и одеть, как положено для того времени, и обеспечить питанием и кровом.

Он утешает себя заверением, что только смерть помешает ему возвратиться к ним.

12 июля 1856 года Ливингстон, взяв с собой Секвебу, покинул Келимане. Дул крепкий ветер. Бот, на котором они плыли к судну, с трудом пробивал себе путь навстречу катящимся волнам, и Ливингстон, глядя на задумчивое лицо спутника, всячески старался подбодрить его. Волны со страшной силой бились о борт, и на палубу им пришлось подниматься на чем-то вроде стула, опущенного на канате.

12 августа они прибыли к острову Маврикий. Секвебу мог уже кое-что сказать на ломаном английском; он стал любимцем команды, матросов и офицеров, но медленно и с трудом приспосабливался к новой для него обстановке: "И что же это за странная местность - кругом только вода!"

И вот паровой буксир уже тянет судно в гавань Маврикия. В этот момент что-то странное произошло с макололо: не выдержав напора все новых и новых потрясающих зрелищ, Секвебу сошел с ума. Он убежал от Ливингстона и попытался броситься за борт. "Секвебу, ведь мы едем к Ма-Роберт (матери Роберта)!" - взывал к нему Ливингстон. Но это не успокоило его.

"Офицеры предлагали надеть на него цепи, но, так как в своей стране он был человеком знатного рода, мне не хотелось поступать так. Я знал, что помешанные часто надолго сохраняют в памяти плохое с ними обращение; и потом в стране Секелету меня могли бы упрекнуть, что одного из их знатных людей я заковал в кандалы, как раба. Я пытался взять его с собой на берег, но он отказался. Вечером у него начался новый приступ. Сначала он намеревался заколоть копьем одного матроса, а потом сам выбросился за борт. Он умел хорошо плавать, но, перебирая руками якорную цепь, потянулся за нею вглубь. Нам не удалось найти тело несчастного Секвебу".