Герберт Вотте - Давид Ливингстон (Жизнь исследователя Африки)

27 декабря два больших челна были укомплектованы гребцами и загружены продуктами. На корме каждого развевался флаг: у Ливингстона, ехавшего со своими спутниками, - английский "Юнион-Джек", над челном Стэнли звездно-полосатый американский флаг. Большая часть людей Стэнли шла вдоль берега Танганьики; при впадении рек в озеро, чтобы не удлинять путь пешеходов, их переправляли в челноках.

Но пришло время покинуть лодки: весь отряд, соединившись, стал пробираться пешком на восток, в направлении Уньяньембе. Во главе колонны шел Стэнли, не выпуская компаса из рук. Местные проводники не раз выражали удивление: с какой точностью определяет он путь, держа этот маленький амулет в руке. Ливингстон был не в состоянии угнаться за ним, шел с большим трудом: его ноги натерты до крови и изранены, обувь износилась. Руководство на марше он полностью передал Стэнли. Хотя в его распоряжении был осел, он шел пешком, тогда как Стэнли время от времени ехал верхом, чтобы как-то сохранить силы, так как ему приходилось заниматься еще и охотой. Обыкновенно он брал с собой несколько человек и уходил вперед. Однажды после длительного марша, сделав привал, он выслал навстречу отставшему доктору китанду (носилки). "Однако мужественный старый герой наотрез отказался от носилок и весь путь до лагеря, более двадцати восьми километров, преодолел пешком".

Прошло тридцать пять дней после отъезда из Уджиджи, и вот оба путешественника с развевающимися флагами, под залпы ружей спускаются в долину, приютившую Уньяньембе. Вскоре Ливингстон, "идя рядышком" со Стэнли, вошел в очень удобный дом, "выглядевший настоящим дворцом в сравнении с его хижиной в Уджиджи".

Из своих запасов Стэнли передал Ливингстону не менее сорока поклаж: ружья, боеприпасы, инструменты, ткани, бусы, медную проволоку, лекарства и многое другое. Товары Ливингстона, хранившиеся на складе, составили еще тридцать три места. По расчетам Стэнли, этого снаряжения должно было хватить на четыре года для экспедиции в шестьдесят человек. Теперь дело за носильщиками. Где их достать? Война между арабами и вождем Мирамбо в окрестностях Уньяньембе уже утихла, но жители не отваживались пускаться в путь за пределы своей родины. Носильщиков можно было раздобыть только на побережье или на Занзибаре, да и то с трудом. "С такой поспешностью, как будто дело шло о жизни и смерти", Стэнли взялся за решение этой проблемы, чтобы Ливингстон как можно скорее смог отправиться в экспедицию, которая должна завершить его исследования. Решили, что Стэнли немедленно отправится на побережье и навербует там людей.

14 марта Стэнли вышел в путь. Ливингстон сопровождал его до тех пор, пока Стэнли не обратился к нему с просьбой вернуться.

"Мы пожали друг другу руки, - писал Стэнли, - и я вынужден был поскорее уйти, чтобы совсем не расчувствоваться".

Он торопил своих людей, шедших форсированным маршем. "Я заставлю их идти так, что они будут помнить меня. За сорок дней проделаю путь, который до этого отнял у меня три месяца".

Но, конечно, это ему не удалось. Прошло только четыре недели, а сильные ливни так переполнили ручьи и реки и заполнили каждую впадину, что приходилось двигаться с большим трудом. Нередко люди брели по пояс, а то и по шею в воде. Однажды пришлось переправляться через реку вплавь: сложив ноши, по двое гнали небольшие плотики.

Минуло пятьдесят четыре дня, и наконец 6 мая Стэнли прибыл в Багамойо.

Вначале поиски Ливингстона казались просто очередным, правда самым трудным, поручением Стэнли, какое только выпадало на долю этого зарубежного корреспондента крупной газеты. Но он справился с задачей успешно: разыскал затерянного, выручил его из беды. И это событие оставило глубокий след в его душе: Стэнли пережил глубоко взволновавшую, незабываемую встречу с действительно великим человеком. Стэнли был очарован им.

Неутомимо восхвалял он добрые качества Ливингстона: душевность, "непринужденное дружелюбие", безграничное чувство долга, оптимизм, жизнерадостность, "непомерное терпение и беспредельную храбрость", а также "неисчерпаемый юмор" и заразительный смех. "В его поведении не заметишь чего-либо неестественного, нет никакой фальши, таков его душевный мир... Я прожил с ним с 10 ноября 1871 года по 14 марта 1872 года, наблюдал за его жизнью в лагере, на стоянках и на марше, и все его поведение вызывало во мне лишь беспредельное восхищение". Стэнли припоминал намеки доктора Кёрка на якобы тяжелый характер Ливингстона, ссоры и стычки его со многими участниками экспедиции на судне. "Я знаю, он очень уязвим, но у многих людей это результат высоких духовных стремлений и благородства характера. Он проявляет особую чувствительность, когда выражают сомнение и недоверие к его помыслам и критикуют его". И несомненно, восхищение Стэнли в данном случае искренне, не наигранно. Ему как журналисту, разумеется, повезло, что знаменитый исследователь оказался не просто уживчивым, но даже дружелюбным и обходительным, однако еще более выгадал от этого Стэнли как человек. Встреча с Ливингстоном явилась поворотным пунктом в его жизни, она изменила судьбу Стэнли. Не будь этой встречи, едва ли он стал бы знаменитым исследователем реки Конго.