Игорь Всеволжский - Ночные туманы

Сырин ему добродушно похлопал. Оба - и старшина, и матрос - потихоньку ушли. Вечер- затянулся, а у них истекал срок увольнения.

Из-за стола в конце зала встал моржеобразный полковник в отставке Скворцов.

- Я тоже пишу мемуары, мне есть о чем рассказать молодежи. И я знаю многих из тех, кого вы описываете.

Но мне думается, вы сами играли в те дни не ту роль, которую себе нынче приписываете. Тем людям, погибшим геройски, о которых вы пишете, по-моему, нечему было учиться у вас. А вот вы у них многому могли поучиться.

Прежде всего честности, которой вы не обладали, да и не обладаете и сейчас. Недобросовестный труд ваш не достоин опубликования...

- Ну, уж это решать, я полагаю, не вам... - огрызнулся Сырин.

- Возможно, - охотно согласился Скворцов. - Я выражаю свое личное мнение. Быть может, к нему и прислушаются...

- Сомневаюсь!

- Пожалуйста, - добродушно отозвался Скворцов.

Тогда взял слово Сергей Иванович. Волнуясь, он все же очень спокойно сказал:

- Мемуары должны быть прежде всего добросовестными и честными. Если же автор взялся за перо, чтобы выпятить свое, никому не известное имя, присвоить славу погибших, которые не могут подняться и сказать ему:

"Лжешь!" - грош такому мемуаристу цена... Я умышленно обманул сегодня одного человека. Сказал, что Сырин читать мемуары не будет, ибо мог разыграться скандал. Он человек нервный, горячий. Я говорю о Васо Сухишвили.

- Вы забываетесь! - побагровел Сырин.

- Нет, просто я многое помню. В мемуарах вы лжете, что были Гущину и Васо чуть ли не другом... А вы сбежали, оставив товарищей в трудную минуту. Помните?

Сырин впился в него ненавидящим взглядом. Сергей Иванович хотел продолжать, но острая боль подступила под сердце, и он, стараясь казаться спокойным, закончил:

- А впрочем, товарищ Скворцов все сказал за меня.

- Вечер объявляю закрытым, - торопливо сообщил Александр Платонович, напуганный непредусмотренным оборотом дела.

- Я говорила тебе, что не надо было устраивать этот вечер, - упрекнула Сергея Ивановича Ольга Захаровна по дороге домой. - Ты взволновался...

- Ничуть. Ты же видела: я был совершенно спокоен.

- Внешне...

- Может быть. Боюсь, что мне очень хотелось ударить его по лоснящейся физиономии.

- Ты бы этого не сделал.

- Не сделал бы. Лишь потому, что не хочется руки марать. Присядем, Оленька...

- Тебе плохо, Сережа?

- Нет.

Но он сел, откинувшись на спинку скамейки. Ему по хватало воздуха, хотя с моря с силой дул освежающий ветер. Щемящая боль охватила клещами левую руку, молотком застучала в лопатку, и ему показалось, что каждый вздох причиняет все большую боль. Эх, очутиться бы дома, прилечь! Но до дома было не близко.

- Сережа, такси!

С легкостью молодой женщины она устремилась к приближающемуся зеленому фонарику.

Через пять минут Сергей Иванович лежал дома в постели. Боль все еще не унималась. Дышать было тяжело. Он попросил:

- Оленька, ты бы открыла окно...

И послушно проглотил горькие капли.

Что же это? В начале года он проходил диспансеризацию (он пошутил тогда: "инвентаризацию"). Все было в порядке: глаза, как у молодого, легкие - на удивление.

Сердце стучало нормально. А теперь... Вот так всегда и бывает: человек думает, что он совершенно здоров, а болезнь настигает его и пригибает к земле. И человек сгорает в несколько недель или месяцев...

- Оленька, я лучше посижу.

Сергей Иванович сел в кресло. Он всегда посмеивался над людьми, носящими в кармане таблетки и то и дело сующими их под язык. Теперь, пожалуй, и ему придется обзаводиться таблетками.

- Вызвать врача?

- Нет, не стоит. Мне легче.

Но легче не стало. Хотелось встать, походить, полежать, посидеть снова в кресле, лишь бы глубоко дышать... как дышалось всю жизнь...

...На днях он встретил на улице капитана первого ранга Измайлова - тот вышел в отставку "по сердцу". Он проклинал всех врачей, не умеющих разрешить "проблему номер один", и говорил, что он, жизнелюб, не живет, а прозябает: "Я любил выпить с друзьями малую толику - запрещено. Любил покурить заветную трубочку - запретили. Волноваться тоже нельзя: запретили. Жену любить - и то с осторожностью. Нет уж, это не жизнь! Я не живу, а доживаю. Лучше уж сдохнуть!"

Долго ли это будет еще продолжаться?

- Оленька, ложись, милая, спать.

Пойти завтра к врачу? Уложит, чего доброго, в госпиталь. А у меня на носу учения, стрельбы. Дивизион Забогалова выходит в отличные. Забегалов у меня молодец!

- Фу, отпустило немного. Теперь я, пожалуй, лягу, посплю. Ты не возражаешь?