Генрик Сенкевич: Нет пророка в своем отечестве

– А злотый за штуку, ваша милость? Больше не хотел он дать...

– Так пойдешь ты, Бартек, под суд, накажут тебя строго, и сам святый боже тебе не поможет. А Стрончек заплатит мне по-иному.

Тут начались мольбы, заклинания, просьбы о прощении, но все напрасно... Вильк не принадлежал к идеальной школе почитателей добродетельных мужичков, а может, и кротости ему не хватало – словом, пошел бедняга Бартек под суд.

Назавтра Вильк самолично помчался к Стрончеку и Гошинским, и кто знает, чем бы это кончилось, но, к счастью, он никого из них не застал дома. Ну, не сегодня, так завтра! Дело пошло в местный суд, и Вильк выиграл, хотя никак не мог добиться того приговора, которого хотел: он бы желал упечь Стрончека под арест, но того присудили лишь к денежному штрафу, который Вильк решил употребить на расширение читальни.

Приговор был вынесен заочно. Узнав о нем, Стрончек велел передать Вильку в ответ лишь одно слово:

– Ладно.

Все же герою нашему было нехорошо, тем более что с этого времени посыпались на него неудачи одна за другой. В полях снова было несколько потрав, ему вытаптывали люцерну, у него крали пчел. Да и в городе пришлось ему испытать тысячу самых разнообразных неприятностей. Трудно сказать, упрекал ли он себя за это, или нет. Одно лишь достоверно – с каждым препятствием все больше и устойчивее развивался в нем дух сопротивления.

«Я с этим справлюсь, – писал он своему другу. – Покупая Мжинек, я предвидел, что придется много трудностей мне побороть. И все же кровь во мне кипит и терпение иссякает. Слишком уж нагло становятся мне поперек дороги, и они могут поплатиться за это дороже, чем полагают. Не так мучит меня, однако, эта травля, как ничтожество, лежащее в ее основе. Идет глухая борьба в потемках, но я выведу ее на дневной свет. Духом я все же не падаю. Мысль о том, что среди окружающей темноты и глупости есть и у меня крылатый заступник, ангел-хранитель, – эта мысль придает мне сил и успокаивает меня. Говорю о Люци. Не пиши мне о ней язвительно, не отвечай намеками. Я люблю ее и верю ей. Наши отношения стали такими, что я считаю своим долгом возможно скорее просить ее руки. Вся горечь исчезнет, и я готов буду всем все простить, если только она выслушает меня. А я в этом уверен совершенно. Не сегодня, так завтра решится моя судьба».

И ему не пришлось долго ждать. Через несколько дней после этого письма, выйдя посмотреть, где ему снова навредили, он встретил господ Хлодно на прогулке. Родители шли пешком с учительницей и Богуней, а Люци гарцевала на коне по полям и дорогам, примерно на полверсты впереди них. Заметив Вилька, она поднесла хлыст к шляпке в знак приветствия. Рука ее скользнула вниз по платью, ища руки Вилька.

– Ах, как это хорошо, что я вас встретила. Пойдемте немного вперед – вы покажете мне свое королевство. Bonjour, bonjour [62] Здравствуйте, здравствуйте (франц.). .

А королевство Вилька, залитое солнечным светом, поистине имело чудесный вид. И сам он никогда раньше не чувствовал себя настолько королем.

Рука Люци не отпускала его руку и, конечно, своим долгим и полным тайного трепета пожатием как бы говорила: «Да, мы не можем позволить себе большего, потому что на нас смотрят, но мы неразлучны».

«Сейчас или никогда», – подумал Вильк.

Какой-то странный и неведомый страх сжал его сердце. Ведь этот момент был для него так важен – от нескольких слов зависело все его будущее.

Он силился заговорить – и не мог; ему не хватало слов, как тому, кто в первый раз просит одолжить денег... Новичок!

– Что это вы сегодня так серьезны, даже печальны? – спросила Люци.

– Я только счастлив.

Еще одно пожатие руки было комментарием к этим словам.

– Быть может, вы нашли цветок папоротника или четырехлистный клевер?

– О, мой цветок во сто крат прекрасней!

– Голое ваш дрожит... Где ж ваше счастье?

– Со мной.

– Никто не слышит нас... говорите.

– Мое счастье зависит от вас.

– От меня?

– Да.

– Сожми крепче мою руку... От меня?

– Я тебя люблю.

Они склонились друг к другу, как два колоса, и будто шелест пролетел по воздуху поцелуй.

Внезапно Вильк побледнел, выпрямился во весь рост Я обнажил голову.

– Люци, дай мне руку навсегда, будь моей женой.

– Что?!

Как будто молнией ударило Вилька. Люци отъехала от него на четыре шага. Гнев и удивление изобразились на ее лице.

– Господин Вильк!

– Сударыня!

– Не забывайте, сударь, с кем говорите!

– Бога ради, что это значит?!