Николай Задорнов - Амур-батюшка (Книга 1)

- Это как ты называл-то его? - перебил казака Федор. - Чего-то я запамятовал...

- Бердышов он, Иван Карпыч. Да он сам по себе на Амур пришел, от начальства независимо. Да и он, однако, уже на додьгинскую релку перекочевал. А дальше опять верст семьдесят нет никого. Селили тут каких-то расейских - орловских ли, воронежских ли, да они перешли на Уссури. Чего им тут? Калугу он еще и не поймает, охотник с него никакой, зверя увидит - бежит. Сохатый ему ни к чему. Клюквы, брусники осенью бы набрать, луку дикого насолить - того не понимают. Цинга на них навалилась. Озимые у них затопило, на другой год хлеб с лебедой пекли, толкли гнилушки, с мукой мешали, ослабли - тайгу чистить не могли. Не подошло им и тут. Видишь, не все здесь выживают.

Мужики гребли так старательно, что плот поравнялся с лодкой. Из-за настила стали видны головы казаков, сидевших за укрытием и куривших трубки. Петрован вылез на крышу и уселся лицом к плоту.

- Староселы-то с новеньких теперь сдерут за приселение! - весело крикнул он, кивнув головой в том направлении, где осталась деревенька, в которой высадились вятские. - Тайгу-то обживать, она, матушка, даст пить!.. Недаром, поди, старались...

- То же и на Додьге, если Бердышов построился, придется маленько ему потрафить, - заговорил Кешка, обращаясь к мужикам. - Деньжонками ли, помочью ли - тут уж такой закон.

- Где же их напасешься, денег-то?.. - возразил Федор.

- Кто обжил тайгу, тому уж плати, - поддразнивал его Петрован. Никуда, паря, не денешься. Рублей по пяти, по десяти ли теперь с хозяйства отдашь староселу.

- У нас дома, в Расее, промеж себя о таких деньгах и разговору не бывало, - вымолвил Егор.

- Зверовать наладишься, так деньги воротишь, - возразил Кешка. - Тут и соболь, и лиса, рысь, выдра - всякий зверь есть; только знай бегай шибче по тайге-то, она прокормит.

- Хлебом одним разве проживешь тут? От гольдов или от Бердышова, уж от кого-нибудь перенимать придется. А меха китайцы скупят! - силился перекричать плеск волн Петрован. - Бердышов-то тут старый житель; он уж давно сюда пришел. Он теперь, поди, как хозяин на этой Додьге вас встретит, - продолжал он подшучивать над Федором.

- Иван Карпыч не передаст свое охотничество, - серьезно возразил Кешка. - Скорей всего, что от гольдов перенимать придется.

Егор, как человек, решившийся на переселение по убеждению и от души желавший найти для своей жизни новое праведное место, не обращал внимания на рассказы казаков. Он верил, что и тут жить можно и что хлеб вырастет. За годы пути Егор ни разу не посетовал на себя, что снялся со старого места. Он надеялся на свои силы и староселов не боялся.

- На лису-то мы и дома промышляли да на белку, - весело заговорил Федюшка. - Даст бог, и соболя поймаем. Про соболя и у нас дома слышно - на Урале-то.

- Тут кругом охотники ходят, соболюют. Туда вон подальше, в хребтах, уж шибко ладный промысел!

Быстрина несла плоты к крутому обрыву. Из курчавых орешников, росших по склону, торчал горелый сухостой. Выше шел оголенный увал, на склоне его валялись черные поваленные деревья.

- Эй, Петрован, а никак ветер меняется! - оживленно крикнул Кешка. Кабы верховой-то подул, мы бы, пожалуй, что под парусами, завтра дошли.

- И впрямь сверху потянуло, - отозвался Петрован.

Но не успел он договорить, как ветер с новой силой ринулся навстречу и запенил плещущуюся в беспорядке воду. Петрован слез с крыши, взял правило у молодого казака. Забайкальцы сели на места, и легкая лодка снова быстро пошла вперед.

Ветер полоскал удалявшуюся красную рубаху лоцмана. Хотелось Федору спросить у Кешки, как же все-таки им придется рассчитываться с Бердышовым и много ли, в самом деле, по здешним обычаям следует ему с каждого новосела, но смолчал, чтобы казак лишний раз не посмеялся. "Нет, наверно, зря они балясничают. Быть не может, чтобы Бердышов запросил по десяти рублей", - утешил он себя.

Егора тоже заботила предстоящая встреча на Додьге со староселом. Ссуда, выданная ему, частью уже разошлась, а частью распределена была до последнего рубля.

Берега затянулись туманной мутью, с плотов, кроме волн и мглы, ничего не стало видно. По погоде следовало бы пристать и отстояться где-нибудь в заливе, покуда хоть немного разъяснит, но пристать было некуда. Под скалами река кипела на камнях, приближаться туда опасно, казаки повели караван через реку. Разговоры стихли, все усердно заработали веслами.

Полил дождь, ветер утих, и волны стали спокойней. Где-то проглянуло солнце, лучистые столбы его света пали откуда-то сбоку, сквозь косой дождь, и вокруг плотов во множестве загорелись разноцветные радуги, перемещавшиеся при всяком порыве ветра. Серебрились, ударяясь о воду, дождевые капли, и казалось, что на реку сыплется множество мелких серебряных монет; весело плескались голубовато-зеленые прозрачные волны, насквозь просвеченные лучами. Повсюду, куда хватает глаз, сквозь многоцветный, изнутри светившийся ливень виднелись яркие просторы вод. Куда девалась их муть, их глинистая желтизна, нанесенная в Амур из китайских рек!