НИКОЛАЙ ЯКОВЛЕВ - 1 АВГУСТА 1914

Надо думать, религиозный багаж ротного и вверенных ему солдат был не тяжел. Не шел дальше наставлений священника о «взгляде православного сына церкви на дозволительность войны», подкрепленного «указаниями из слова Божия» на этот счет. А рассуждения там предельно просты: на силу – сила. Безрассудно не бороться со злом, ибо тогда зло победит добро. Все дело в том, чтобы не противиться злу злом. Да и что углубляться в раздумья, когда апостол Павел сказал .«Если же кто о своих и особенно о домашних не печется, тот отрекся от веры и хуже неверного». (1. Тим., 5:8.)

От мыслей возвышенно-религиозных к делам земным — полк завершал подготовку к выступлению. И вот настал День, на площади в Вильно выстроился «покоем» для напутственного «на брань» молебна 106-й Уфимский полк. 3500 штыков, при пуле-

метной команде (8 пулеметов), роте службы связи. Команда: «Смирно! Под знамя слушай на караул!» Блеск шашек и штыков, свышевековое знамя (пожалованное в 1811 году) качнулось и застыло перед знаменной ротой. Солдаты в полном походном снаряжении замерли.

На аналой кладут большой позолоченный образ святого Великомученика Димитрия Солунского, покровителя полка, и образ Уфимской Божией Матери. Размеренные слова команды: «на молитву – шапки долой, певчие, перед полк». Писал Успенский: «Прекрасное слово о мужестве и небоязни смерти произнес наш полковой священник, всеми уважаемый пастырь. При целовании Креста он всех офицеров и солдат окропил освященной водой. Затем — горячее слово командира полка, напомнившего о присяге, о любви к царю и Родине, «ура». Оркестр играет «Боже, царя храни!» У многих на глазах слезы в эту торжественную минуту».

Молебен и морально-политическая подготовка исчерпана, полк двинулся на вокзал. По тротуарам несметные толпы провожающих обрамляют сизую щетину штыков. На перроне торопливое прощание, бледные заплаканные жены благословляют офицеров, вешают на шеи ладанки с зашитыми святынями. Наивная и горячая вера – они уберегут от пули «моего».

И гром оркестров, замечательная русская военная музыка, не имеющая равной в мире, за счет которой еще Наполеон относил многое в победах российского оружия. Но кто возьмется указать, почему с началом войны все чаще звучал хватающий за душу марш «Прощание славянки»? Написанный совсем недавно и промелькнувший как-то незамеченным, марш этот с августа 1914 года стал необычайно популярным, под неописуемо скорбные звуки его отходили к границе бесконечные эшелоны с бесчисленных вокзалов. На Запад, на ратный труд, подвиги и смерть катились кадровые полки великой русской армии, полные мрачной решимости, вобравшие в себя цвет обученных военному делу людей.

Формула «За Веру, Царя и Отечество» была достаточной в первые годы войны для основной части офицерского корпуса и считавшихся серой безликой массой миллионов нижних чинов. Но все же и тогда пытались понять, какие мысли таятся под черепными коробками, прикрытыми тонким сукном солдатских бескозырок, на которые вскоре ливнем хлынет вражеская шрапнель. Кто марширует в густых колоннах на погрузку в красные ящики товарных вагонов со стандартным обозначением содержимого:» сорок человек, или восемь лошадей»?

Некий журналист уже в 1915 году поторопился с большой книгой «… С железом в руках, с крестом в сердце». Бодрое название, радость военных цензоров, плохо гармонировало с душераздирающим содержанием:«Русский солдат, уходя на войну, прощается. И он и все окружающие определенно уверены в том, что раз война – значит, смерть. Для того и война, чтобы людей убивали. Я был свидетелем проводов запасного. Когда все уже было кончено, когда осталось только занести ногу на колесо и прыгнуть в телегу, крестьянин обошел сзади ее, стал среди улицы и истово, обдуманно отвесил четыре поясных поклона на четыре стороны. Потом встряхнул волосами, оглядел светлое, яркое, летнее небо и сказал:

— Прощай, белый свет!

И, махнув рукой, полез в телегу.

Такой солдат идет на войну с тем, чтобы умереть… Для того и война, чтоб людей убивали — велит начальство, что лучше по одному – пущай по одному. Требуется, чтобы взводом, или ротой, или полком, — можно и так; в конце концов, результат один и тот же: смерть, к которой он приготовился еще в то время, как говорил:

— Прощай, белый свет!

И если рана, жизнь — это просто счастливая, но почти совершенно, непредвиденная случайность».

Трагический, удручающе-фаталистический взгляд. Но он получил величайшее распространение далеко за пределами России. Собственно на нем зижделась вера в безотказный «русский каток» — безликие миллионы в серых шинелях затопят Германию и дадут победу просвещенным европейцам лагеря Антанты.