Фредерик Кемп - Берлин 1961. Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на Земле

Георгий Большаков, с двумя свернутыми газетами под мышкой, подошел, как договаривались, к двери номера Пьера Сэлинджера в «Карлайле» в 15:30; от лифта до двери его сопровождал агент секретной службы. Между страницами одной из газет был толстый конверт. С видом заговорщика советский шпион вынул из конверта пачку листов и объявил, что это личное письмо Хрущева Кеннеди на двадцати шести страницах, на перевод которого он потратил целую ночь. У Большакова всегда были мешки под глазами, поэтому Сэлинджер не знал, так это или нет.

Прошла всего неделя с последней встречи Большакова и Сэлинджера, которая произошла в этом же номере перед выступлением Кеннеди на Генеральной ассамблее Организации Объединенных Наций. Хрущеву не терпелось проверить примирительные слова Кеннеди и высказанную им готовность к переговорам по Берлину, несмотря на возражения со стороны Франции и Западной Германии. Большаков вручил Сэлинджеру оригинал письма Хрущева и английский перевод, чтобы их могли сравнить официальные переводчики американского правительства.

Так было положено начало тому, что советник по вопросам национальной безопасности Макджордж Банди назовет «письмами друзей по переписке», уникальной личной переписке между двумя основными соперниками своего времени. В течение двух последующих лет Хрущев продолжал использовать шпионские навыки Большакова и других, чтобы незаметно передавать письма в неподписанных конвертах, всунутых в свернутую газету, Сэлинджеру, Роберту Кеннеди и Теду Соренсону на улице, в баре и в других людных местах.

По мнению Хрущева, это был настолько неотложный вопрос, что накануне Большаков позвонил Сэлинджеру с просьбой заказать самолет, чтобы доставить письмо в Ньюпорт, штат Род-Айленд, где в доме матери Жаклин, Джанет Ли Бувье, и отчима, Хью Очинклосса, проводил осенние каникулы Кеннеди. Однако Кеннеди и Раск хотели избежать возможной огласки в средствах массовой информации, опасаясь, чтобы досужие репортеры не увидели президента с русским агентом, поэтому на следующий день они отправили Сэлинджера в Нью-Йорк.

«Если бы вы знали, насколько важной информацией я владею, вы бы не заставили меня ждать так долго», – сказал Большаков Сэлинджеру.

Позже Сэлинджер пересказал в нескольких словах суть письма Хрущева из шести тысяч букв: «Я и вы, господин президент, лидеры двух стран, находящихся в острых разногласиях… У нас нет иного выбора, как вместе подумать о том, как найти пути к миру».

Человек, который так жестоко обошелся с Кеннеди в Вене, открылся в теплом, личном письме, объяснив, что сейчас он отдыхает с семьей на Черном море в Пицунде. В засекреченном Советском Союзе даже советский народ не знал, где отдыхает Хрущев. «Как бывший морской офицер, – написал Хрущев Кеннеди, – вы, конечно, по достоинству оценили бы окружающую природу, красоту моря и великолепие Кавказских гор». Трудно в такой обстановке, написал Хрущев, думать, что нерешенные проблемы «бросают зловещую тень на мирную жизнь, на будущее миллионов людей».

Вот почему Хрущев предложил конфиденциальный обмен между двумя людьми, действия которых будут решать будущее планеты. Если Кеннеди это не интересует, написал советский лидер, то он может не обращать внимания на письмо и Хрущев больше не побеспокоит его.

Сэлинджера поразил простой крестьянский язык Хрущева «в сравнении с бесцветным бюрократическим слогом, характерным для всех уровней дипломатической корреспонденции». В письме не было обычных для Хрущева угроз, наоборот, советский лидер просил Кеннеди выдвигать альтернативные предложения, которые не должны совпадать с его предложениями.

Хрущев, проявляя инициативу, руководствовался несколькими причинами. Съезд партии начинался через две с небольшим недели, и обаятельный Кеннеди в такой переписке мог скорее гарантировать ему, что Соединенные Штаты не предпримут никаких действий, чтобы помешать ему действовать в соответствии с тщательно продуманным сценарием съезда. Во-вторых, он надеялся ослабить растущее напряжение, которое привело к значительному увеличению расходов на оборону США, намного большему, чем он ожидал.

Хрущев понимал, что советская экономика не позволит принять участие в длительной гонке вооружений с Соединенными Штатами, несравнимо богатой страной. Он, должно быть, впервые почувствовал волнение, что Запад может подвергнуть сомнению его превосходство в обычном вооружении. Наращивание военной мощи Соединенными Штатами заставило советских сторонников жесткой линии с новой силой обрушиться на Хрущева за то, что он делает слишком мало, ввязавшись в борьбу с Западом, и должен делать все возможное, чтобы нейтрализовать Западный Берлин. В своем письме Хрущев предупредил Кеннеди, что военные расходы обеих сторон, «зуб за зуб», на которые толкает Берлин, были следующей причиной, почему Москва «придавала такое исключительное значение германскому вопросу».