Глеб Лебедев - Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси

Поглощая и «снимая» противоречия действующих парадигм, от исторического материализма до бихевиоризма и постпроцессуализма (в археологии), различные научные школы, как в гуманитарных, так и в естественных науках (что особенно заметно с позиций археологии, при ее «промежуточном» статусе на стыке естественнонаучного и социо-гуманитарного знания), вряд ли идут к выстраиванию «целостной научной теории», формируя скорее «общий интеллектуальный климат» (Колосов 2001:305).

В этом «общем климате» постепенно обрисовывается универсальная совместимость, взаимодополнительность и взаимоограничение действенности любых научных принципов, например «принципов археологии» (Клейн 2001: 107-108). Постулированный еще Эйнштейном приоритет работы сознания, способного «дедуцировать следствия из принципов», разделить сферы их воздействия и в конечном счете возвести к исходным (априорным) принципам всю сеть действующих методов и полученных результатов (Клейн 2001: 109), раскрывает новые пути «погружения субъекта в мир», и на этом пути «включение историка в историю» становится самостоятельным и особо действенным когнитивным средством самопознания: «задача историка сегодня состоит в том, чтобы понять, как история создается и функционирует в настоящем» (Колосов 2001:309-308).

Общественная практика, не в последнюю очередь скандинавских стран и, в не меньшей мере, современной России, стимулирует этот образ исторического мышления все более массовым и отчетливым «социальным заказом», выражением общественной потребности в наглядной, материализованной «реконструкции», возвращении исторического прошлого — в актуальную культуру «оживающей истории» (levande historien, как это движение самоопределяется в современной Швеции).

В этой потребности, очевидно, проявляется одна из фундаментальных характеристик современного процесса глобализации, человечество в результате коммуникационно-информативной революции конца XX века осознало свое принципиальное единство в планетарном пространстве и, соответственно, подходит к задаче осознания того же планетарного единства в историческом времени. Эти глобальные когнитивные задачи формулирует в недавних теоретических штудиях петербургских универсантов «теория топохрона» как средство мульти- и интердисциплинарного исследования материализации исторического времени — в культурном пространстве, памятника археологии, а в принципе — любой из материальных составляющих культурного фонда (Основания регионалистики 1999:41-47).

Мультидисциплинарный подход к равномерному, на всех уровнях историко-культурного существования, освоению «топохрона» исторического пространства-времени выдвигает особые условия к постулированию и применению принципов и методов исследования. «Субъект-объект истории», словно стоя на вершине «пирамиды познания», должен выработать способность своего рода «стереоскопического видения» прошлого и настоящего в их неразрывной связи и принципиальной равноценности (а следовательно, взаимообусловленности). Техника этого видения сравнима с «аксонометрией» архитектурной графики, преодолевающей искажения пространственной перспективы. Адекватное историческое знание в современном мире требует такого же устранения «искажений» исторической, временной перспективы, когнитивным средством становится «историческая аксонометрия» (Лебедев, Витязева 2002: 222-241).

Этот путь раскрывает порой неожиданные новые возможности, ресурсы и горизонты самоопределения человека в мире, тем более значимые в глобально и динамично меняющемся и вечном в своем историческом существовании мире рубежа II и III тысячелетий. Millenium Domini планетарной индустриальной цивилизации (генетически — европейски-христианской) поставил с особой ответственностью проблему адекватности исторического самосознания.

Россия, в силу ее геополитического статуса «гиперборейской периферии» исторической эйкумены, извечного передового рубежа противостояния «cultura-natura», от освоения приполярных пространств арктического побережья необитаемого и недоступного для человека Ледовитого океана между Европой и Америкой и до первого выхода в околоземной Космос, переживает эту проблему с особой силою, остротою и значимостью.

Вероятно, одним из точных проявлений остроты этого переживания стал не слишком известный, но значимый эпизод, вписавшийся в ряд заключительных событий XX века, когда бывший глава Российского государства, первый и последний советский президент М. С. Горбачев в 1998 г. инициировал первые международные «Семинары по проблемам глобализации» в Иордании (Амман, апрель 1998) и Норвегии (Борг на Лофотенах, май 1998). Семинару в Скандинавии потребовался не только исследователь проблематики «эпохи викингов» (в лице автора этих строк). Сами заседания проходили в восстановленных археологами «палатах» древнесеверного местного конунга, и почетные гости во главе с М. С. Горбачевым облачились в «одежды викингов», а сам он председательствовал в алом плаще на королевском сиденье ondvegi (рис. 1). Судьба не только свела у старинного очага «специалиста по варяжскому вопросу» с президентом Советского Союза, но и вызвала общие, и достаточно продуктивные, размышления и рассуждения о тысячелетнем пути России и Северных стран в нашем древнем и неизменно меняющемся мире.