Борис Башилов - Пушкин и масонство

«После Пушкина, рассорившись с царями, русская интеллигенция потеряла вкус к имперским проблемам, к национальным и международным проблемам вообще. Темы политического освобождения и социальной справедливости завладело ею всецело, до умоисступления. С точки зрения гуманитарной и либеральной, осуждалась империя, вся империя как насилие над народами, — пишет видный член Ордена наших дней Г. Федотов в книге «Новый Град».

«С весьма малой погрешностью можно утверждать, — пишет Г. Федотов, — русская интеллигенция рождается в год смерти Пушкина.

Вольнодумец (?), бунтарь(?), декабрист (?) Пушкин ни в одно мгновение своей жизни не может быть поставлен в связь с этой замечательной исторической формацией — русской интеллигенцией». А эта мнимо замечательная историческая формация была ничем иным, как духовным заместителем запрещенного в России масонства, все идеи которого она слепо восприняла. С появлением Ордена Р. И. все русские традиции окончательно были преданы забвению. Ничто русское не заслуживало ни любви, ни уважения.

В. Розанов совершенно правильно отметил, что «Россия, большинство русских людей, в заурядных своих частях, которые трудятся, у которых есть практика жизни, и теория не стала жизнью, она спокойно и до конца может питаться и жить одним Пушкиным, то есть Пушкин может быть таким же духовным родителем для России, как для Греции был до самого конца Гомер». «Первая заслуга великого поэта, — сказал Островский о Пушкине, — заключается в том, что чрез него умнеет все, что МОЖЕТ поумнеть».

Но трагедия России заключается в том, что преобладающая часть образованного общества воспитанного на идеях масонства и вольтерьянства не смогла поумнеть через Пушкина. Образованное общество стало учиться не у Пушкина, а у идеологов масонствующего Ордена Р. И., которые по отношению к Пушкину являлись людьми только второго и третьего сорта, хотя они были и более образованы чем последующие поколения интеллигентов. Орден Р. И. сделал все для того, чтобы исказить и скрыть подлинный идейный облик Пушкина.

Пушкин был творцом, а не разрушителем. Эта основная черта его личности отталкивала от себя всех членов Ордена, какого бы политического направления они не были, потому что чертой объединявшей всех интеллигентов в единое духовное целое была цель уничтожения исторической России. Вот чем объясняется, что русская интеллигенция несколько раз переживала многолетние периоды отрицания Пушкина, «Вот, например, несколько «перлов» вышедших из-под пера одного из «идеологов» Ордена — Писарева:

«О Пушкине до сих пор бродят в обществе разные нелепые слухи, пущенные в ход эстетическими критиками… Говорят, например, что Пушкин великий поэт и все этому верят. А на проверку выходит, что Пушкин просто великий стилист и больше ничего» («Реалисты). «Пушкин пользуется своей художественностью, как средством посвятить всю читающую Россию в печальные тайны своей внутренней пустоты, своей духовной нищеты и своего внутреннего бессилия… Для тех людей, в которых произведения Пушкина не возбуждают истерической зевоты, эти произведения оказываются вернейшим средством притупить здоровый ум и усыпить человеческое чувство… Воспитывать молодых людей на Пушкине — значит готовить из них трутней или… сибаритов» (Пушкин и Белинский»), За три года до Пушкинских празднеств, когда Достоевский заявил на похоронах Некрасова, что он второй поэт после Пушкина, то члены Ордена завопили в ответ:

— Он для нас выше Пушкина. Пушкин и Лермонтов — это «байронисты».

— Нет он ниже Пушкина, — твердо возразил Достоевский.

Чернышевский в своих критических статьях утверждал, что «русская литература занялась делом лишь с появлением Гоголя.

«Мы не должны забывать, — говорил Тургенев в своей речи на открытии памятника Пушкину, — что несколько поколений подряд прошли перед нашими глазами, — поколений, для которых само имя Пушкина было не что иное, как только имя в числе других обреченных забвению имен». Л. Толстой отказался принять участие в праздновании, — заявив, что все это «одна комедия». Был заражен отрицанием Пушкина, даже такой правый мыслитель, как К. Леонтьев, называвший творческий гений Пушкина, «чувственно-языческим» и даже «демонически пышным». Л. Толстой с радостью писал Страхову, что «Пушкина период умер» и разделял точку зрения саратовского мещанина протестовавшего против сооружения памятника Пушкина, поскольку он не был ни святым, ни полководцем.