Борис Башилов - Масонство и русская интеллигенция

Александр Блок писал в статье «Судьба Апполона Григорьева»:

«Грибоедов и Пушкин заложили твердое основание зданию истинного просвещения. Они погибли. На смену явилось шумное поколение сороковых годов во главе с В. Белинским, «белым генералом» русской интеллигенции.

Наследие Грибоедова, Пушкина, Державина и Гоголя было опечатано: Россия «Петровская» и «допетровская» помечены известным штемпелем. Белинский служака исправный, торопливо клеймил своим штемпелем все, что являлось на свет Божий».

На докладе в Париже И. Бунакова-Фондаминского, бывшего террориста, после революции раскаявшегося и перешедшего из иудаизма в православие, Мережковский утверждал:

«Вспомните, как началась интеллигенция. Типичный интеллигент, — Белинский, встретился с Гоголем. Как Белинский отнесся к великой религиозной трагедии русского духа? Ему просто показалось, что Гоголь крепостник. Он даже не понял, о чем идет речь. Я считаю Белинского крупным и значительным человеком, но с большим легкомыслием к трагедии Гоголя нельзя было отнестись.

Или Писарев и Пушкин. Пушкин был понят, принят вопреки интеллигенции. То же самое было с Достоевским, да и с Толстым. Толстой, Достоевский, В. Соловьев — это все представители русского духа, русской культуры. И с ними у интеллигенции была сильная непрерывная борьба. Не было цензуры жестче цензуры интеллигентской. Я знал лично Михайловского и я знал его цензуру. А ведь он при этом, еще все время говорил о свободе».

Еще Лавров в «Исторических письмах» утверждал: «…Профессора и академики, сами по себе, как таковые, не имели и не имеют ни малейшего права причислять себя к интеллигенции». «Что же, быть может, интеллигенция избранный цвет работников умственного труда? — задает вопрос Федотов. — Людей мысли по преимуществу? И история русской интеллигенции есть история русской мысли без различия направлений? Но где же в ней имена еп. Феофана Затворника, Победоносцева, Козлова, Федорова, Каткова, — беру наудачу несколько имен в разных областях мысли».

Конечно, никого из пересчисленных в состав разношерстного по идейным взглядам Ордена зачислить нельзя. Не зачисляли еп. Феофана Затворника и Победоносцева в состав Ордена до Г. Федотова, не зачисляет их и он. «Идея включить Феофана Затворника в историю русской интеллигенции, — пишет Федотов, — никому не приходила в голову по своей чудовищности. А между тем влияние этого писателя на народную же жизнь было несомненно более сильным и глубоким, чем любого из кумиров русской интеллигенции».

А вот утверждение из книги известного меньшевика Дана «Происхождение большевизма»: «…самые ученые и образованные люди, всецело поглощенные умственным трудом, стоят вне этой группы, если они настроены консервативно или реакционно. На иностранных языках нет выражения адэквантного русскому слову «интеллигенция» потому, что в иностранной жизни не было и нет обозначаемого этим словом понятия». (Страница 32).

Н. Ульянов в статье «Интеллигенция» пишет: «Писателей и поэтов, вполне преданных своему искусству, к интеллигенции не причисляли. В шестидесятых, семидесятых, восьмидесятых годах, когда это слово возникло и пользовалось наибольшей популярностью, они служили примером того, чем не должен быть интеллигент. Имена Пушкина и Лермонтова, как раз считались самыми одиозными. Отметали и «кабинетных ученых». За ничтожным исключением, вся русская литература, наука, весь артистический мир были отлучены от «интеллигенции» ее учителями и вождями. С своей стороны и деятели русской культуры платили ей столь же неприязненными, брезгливыми чувствами. Особенно не терпел ее Чехов: «— Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, ленивую, не верю даже, когда она страдает и жалуется».

Недавно умерший масон М. Алданов утверждает в «Ульмской Ночи», что все самые выдающиеся представители русского образованного общества, которые творили русскую культуру, не обладали политическим максимализмом свойственным русской интеллигенции. «Заметьте, — пишет он, — все большие русские писатели могли знать западно-европейские крайние революционные учения. Начиная от Гоголя, они могли бы и даже собственно должны были бы знать и о марксизме. Между тем ни одного из них (не причислять же к большим писателям Горького) марксизм ни малейшего влияния не оказал. Один «невежественный» Лев Толстой читал «Капитал» и даже делал на полях пометки. Но он причислял Маркса к тем ученым, которые ставят себе целью «удержать большинство людей в рабстве меньшинства…» «Да еще Владимир Соловьев, на этот раз проявил весьма неуместную «бескрайность», косвенно сравнивая марксизм (как впрочем и некоторые другие экономические учения) с порнографией. «Я разочаровался в социализме, — пишет он, — и бросил заниматься им, когда он сказал свое последнее слово, который есть экономический материализм, но в ортодоксальной политической экономии ничего принципиального и не было, кроме этого материализма».