Борис Башилов - Масонство и русская интеллигенция

Из этого нравственного материала они хотели создать новый общественный порядок на земле, но уже без религиозного основания. Однако чисто гуманистическое мировоззрение, как доказал это исторический опыт, не может служить твердой базой для человеческой жизни, ибо оно само всегда кажется как бы висящим в воздухе — между небом и землей» (стр. 119).

Создатели Ордена Р. И., подлинные идеалисты, не сразу отказываются от возвещенных Христом истин. Учитель Белинского Станкевич писал: «самоотвержение по внутреннему голосу души… вот жизнь религиозная… Все наше достоинство в приближении к этой жизни». Белинский, перед тем, как увлечься идеями социализма писал: «Отрешись от себя, подави свой эгоизм, попри ногами твое своекорыстное «я», жертвуя всем для блага ближнего, родины, для пользы человечества, люби истину и благо не для награды, но для истины и блага и тяжким крестом выстрадай твое соединение с Богом, твое бессмертие, которое должно состоять в уничтожении твоего «я», в чувстве любви». Герцен писал: «Не Христа ли любит тот, кто любит Правду?

Не Его ли ученик, сам того не ведая, тот, чье сердце отверсто для сострадания и любви. Не единственному ли Учителю, явившему в Себе совершенства любви и самоотвержения, подражает тот, кто готов жертвовать счастьем и жизнью за братьев?».

Сын нижегородского священника Добролюбов в юности — «чистенький и аккуратный семинарист, верующий в Бога». Его юношеский дневник свидетельствует о его склонности к аскетизму. Писарев одно время был членом христианско-аскетического «Общества мыслящих людей».

Желябов заявил на суде: «Крещен в Православии, но православие отрицаю, хотя сущность учения Иисуса Христа признаю. Эта сущность учения среди моих нравственных побуждений занимает почетное место. Я верю в истинность и справедливость этого учения и торжественно признаю, ЧТО ВЕРА БЕЗ ДЕЛ МЕРТВА ЕСТЬ и что всякий истинный христианин должен бороться за правду, за право угнетенных и слабых и, если нужно, то за них пострадать, такова моя вера» (Воронский. Желябов).

На начальном этапе своего идейного развития, эти слова Желябова мог повторить почти каждый из юношей-идеалистов — членов Ордена Р. И.

Описывая увлечения утопическим социализмом в конце сороковых годов Достоевский вспоминает: «Тогда понималось дело еще в самом РОЗОВОМ и РАЙСКИ-НРАВСТВЕННОМ СВЕТЕ. Действительно правда, что зарождавшийся социализм сравнивался тогда, даже некоторыми из коноводов его, с христианством и принимался лишь за ПОПРАВКУ И УЛУЧШЕНИЕ ПОСЛЕДНЕГО, сообразно веку и цивилизации. Все тогдашние новые идеи нам в Петербурге ужасно нравились, казались в высшей степени святыми и нравственными и, главное, общечеловеческими, будущим законом всего без исключения».

«Исторические истоки русского нигилизма восходят к вольнодумному кружку вельмож Екатерины II, т. е. к французскому просветительству 18-го века, — пишет С. Франк в статье «Исторический смысл русской революции».

— Ведь именно это вольнодумное «вольтерьянство» дворянства посеяло первые семена нигилизма в России, и корни от них постепенно проходили во все более глубокие слои русской почвы, захватив во второй половине 19-го века «разночинцев» — единственный в России промежуточный слой между дворянством и народом, — породив в нем нигилизм 60-х годов и революционный радикализм 70-х годов и к началу 20-го века достигнув последних глубин народных масс. Но в известном смысле этот нигилизм имеет еще более отдаленного предшественника в России.

Век Екатерины невозможен был без духа Петра Великого и его реформ.

Гениальный (?) государственный реформатор России в каком-то смысле был бесспорно первым русским нигилистом: недаром большевики еще при последнем ограблении церквей с удовольствием ссылались на его пример».

«Сочетание бесшабашной удали, непостижимого для европейца дерзновения святотатства и кощунства, смелого радикализма в ломке традиционных устоев с глубокой и наивной верой в цивилизацию и в рационально— государственное устроение жизни бесспорно роднит, несмотря на все различия, — достаточно очевидные, чтобы о них стоило упоминать, — Петра Великого с современных русским большевизмом.

Но Петр Великий есть русское отражение западного рационализма 17 века, века Декарта и Гуго Греция, восстания Нидерландов и английской пуританской революции. И снова мы чувствуем: в нынешней русской революции подведен какой-то итог общеевропейского духовного развития последних веков.