Ю. Андреев - Поэзия мифа и проза истории

В своей основной части биография Миноса, по-видимому, сложилась в результате переосмысления мифа или мифов о великом бычьем божестве, первоначально бытовавших среди минойского населения Крита, а затем перенятых и по-своему понятых греками. По мнению целого ряда исследователей критской религии (первым в этом ряду был сам А. Эванс), культ быка на Крите, так же как и в древнем Египте, был тесно связан с царской властью. Это может означать одно из двух: либо критский царь исполнял обязанности верховного жреца при «особе» божественного быка, либо он сам воспринимался как земное воплощение этого божества и получал все причитающиеся в таких случаях почести и жертвоприношения, В любом из этих случаев становится понятной труднообъяснимая близость двух мифических персонажей — самого Миноса и его безобразного пасынка Минотавра, в котором внимательный глаз исследователя еще способен различить черты развенчанного и лишенного своего высокого сана древнего божества.

Следы этого «кровного родства», а в известном смысле даже взаимозаменяемости образов Миноса и Минотавра еще угадываются в некоторых перипетиях сюжета греческого мифа, дошедшего до нас. В частности, как было уже замечено, рассказ о рождении Минотавра от противоестественной связи Пасифаи с быком, в сущности, лишь дублирует внешне более пристойное повествование о чудесном рождении Миноса и его братьев от союза Зевса с Европой, которую он похитил, приняв образ быка. Как грозный и своенравный повелитель критского царства, Минос как бы в несколько смягченном и более правдоподобном варианте повторяет Минотавра в его изначальном «амплуа» хозяина загробного мира (вполне возможно, что во II тысячелетии до н. э. материковые греки прямо отождествляли Крит с царством теней). Впрочем, Минос греческих мифов и сам еще непосредственно связан с обителью мертвых, где он творит суд и выносит при говоры душам усопших как председатель вселяющего ужас тройственного трибунала. Первоначально эта важная функция, скорее всего, принадлежала Минотавру, то есть минойскому богу-быку в одной из его главных ипостасей.

Заметим попутно, что само представление о суде над мертвыми в основе своей чуждо греческой религии. Уже в гомеровское время греки взирали на свою будущую потустороннюю жизнь с крайним пессимизмом. Они верили, что всех их независимо от того, кем они были и что совершили в своей земной жизни, ждет одинаково безотрадная участь на том свете, «в чертогах мрачного Аида». Исключение из общего правила составляли, в их понимании, лишь немногие древние герои-богоборцы вроде Сизифа и Тантала, которым в загробном мире были уготованы вечные муки. В этой ситуации, казалось бы, не было никакой особой необходимости в специальном трибунале, который с неукоснительной строгостью разбирал бы правые и неправые дела умерших и в зависимости от этого назначал бы им наказание. Очевидно, и сам образ Миноса (или Минотавра) в качестве судьи мертвых, и весь связанный с этим образом круг представлений восходят еще к минойской эпохе, к религиозным верованиям коренного населения Крита, которые, как принято считать, испытали на себе сильное влияние еще более древней египетской религии. В египетском царстве мертвых обязанности прокурора и судьи выполняли два божества — бог мудрости Тот с головой ибиса и бог Анубис с головой шакала или собаки, взвешивавший сердце или душу умершего на специальных весах. Верховный бог, владыка загробного мира Озирис, присутствовал на заседании суда, не произнося ни слова, как высший гарант справедливости. Обвинительный приговор приводила в исполнение богиня Амемет (Амт) — «Пожирательница» в облике гиппопотама. Все участники этого судилища, несомненно, находились в отдаленном родстве с Минотавром, на которого они даже и внешне походили, а через него и с Миносом.

От Миноса — судьи мертвых в Аиде — не так уж далеко и до Миноса — великого законодателя в его земной жизни, хотя эти два определения можно, наверно, поменять местами. Вообще представление о божественном происхождении царской власти тесно переплеталось в сознании древних с мыслью о том, что законы, изрекаемые царем для его подданных, как правило, внушаются покровительствующим ему божеством и, следовательно, на них лежит печать божьей благодати. Долгое время принято было считать, что черты мудрого законодателя настолько прочно срослись в личности Миноса с чертами могущественного властителя, что после смерти он просто унес их с собой на тот свет, став там главой знаменитого трибунала. Примерно так объясняли его перевоплощение все те, кто верил в историческую реальность царя Миноса или даже целой династии Миносов. Но пока такая реальность остается практически никем не доказанной, ничто не мешает нам допустить, что развитие этого образа в мифе шло прямо противоположным путем. Иначе говоря, законодательство Миноса было в действительности лишь обратной проекцией в земную жизнь его гораздо более важной и более древней функции судьи загробного мира. Не исключено, что кто-то из греческих толкователей критских мифов, рассуждая в духе знаменитого Евгемера, пришел к выводу, что царь Крита удостоился на том свете столь высоких почестей именно потому, что при жизни прославился как человек высочайшей справедливости, а таковыми у греков обычно считались великие законодатели. По-видимому, эта «счастливая» находка так и осела в мифологической традиции, обрастая с течением времени все новыми и новыми подробностями.