Виктор Воронин - Убийство Столыпина. 1911

Конечно, губернаторы, жандармские управления и охранные отделения делали все возможное для обеспечения безопасности премьера, но, во-первых, квалификация местных охранников была ниже, чем у столичных коллег, а, во-вторых, Столыпин сознательно старался избегать усиленной охраны вокруг себя, хотя в отношении него за время руководства правительством было совершено, по разным данным, от 10 до 18 покушений.

И дело тут не только в безусловной личной храбрости Столыпина, вызывавшей нескрываемое уважение даже у революционеров. Достаточно вспомнить только два случая. Будучи саратовским губернатором, в разгар антиправительственных беспорядков Столыпин вышел один навстречу готовой крушить всё вокруг демонстрации. Во главе ее шел мужик огромного роста с суковатой дубиной в руках. Поняв, что именно он является наиболее опасным, Столыпин со словами: «Подержи-ка, братец, неудобно в ней», сбросил ему на руки шинель. И только что кричавший об убийствах, ражий детина почтительно взял шинель и понес ее за губернатором.

Этот случай стал широко известен, как и поведение Столыпина во время взрыва на Аптекарском острове. Несмотря на то что сам он чудом избежал смерти, его дочь и сын были ранены, а вокруг разбросало трупы погибших и куски разорванных тел, премьер оставался на месте и помогал спасать раненых.

Пренебрежение необходимыми мерами охраны объяснялось и полуфаталистическим настроем Петра Аркадьевича, считавшего, что «все в руках Божьих» и мало верившего в земную защиту от убийцы.

Как ни удивительно это звучит, но министр внутренних дел был убежден, что для него большая опасность исходит изнутри, чем извне. Или, другими словами, он считал, что опасны не деморализованные революционеры, а враги во власти, которым был ненавистен волевой глава правительства и его политический курс. Премьеру было прекрасно известно, что многие высшие сановники чрезвычайно опасаются усиления его власти и постоянно муссируют тему о неких «диктаторских устремлениях» и намерении «оттеснить самодержца на задний план». И если левые ненавидели Столыпина за подавленную самими жесткими мерами революцию, то многие крайне правые считали опасной его аграрную реформу, ликвидировавшую крестьянскую общину, которая давно стала главным тормозом развития страны.

Столыпин неоднократно говорил поддерживавшему его политический курс депутату Государственной думы Василию Шульгину: «Вы увидите, меня как-нибудь убьют, и убьет чин охраны». Учитывая последующие события, это звучит как мистическое предвидение.

Интересно свидетельство министра иностранных дел в 1906–1910 гг. Александра Извольского, имевшего возможность близко общаться с главой правительства: «Любопытно отметить, что, встречая опасность с удивительным мужеством и даже временами бравируя ею, он всегда имел предчувствие, что умрет насильственной смертью. Он мне говорил об этом несколько раз с поразительным спокойствием».

Однако, возможно, дело не столько в предвидении, сколько в трезвом понимании ситуации. Министр осознавал, что почти не контролирует сложнейший аппарат политической полиции с его управляемой агентурой в террористических организациях. Практикой же как того времени, так и всей позднейшей истории, было использование спецслужбами (или отдельными группировками влияния в них) террористических организаций для устранения соперников во власти.

Столыпину была ясна подобная практика из совсем недавнего прошлого. Трудно сказать, что он думал по поводу убийств БО ПСР своего предшественника на посту министра Вячеслава фон Плеве и московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича. Однако премьер не мог не думать, как осуществление этих террористических актов стало возможно при наличии «Раскина» и не стали ли они результатом использования «втемную» БО кем-то весьма влиятельным для достижения собственных целей.

О мистике заставляет задуматься и завещание Столыпина, в первых строках которого было написано: «Я хочу быть погребенным там, где меня убьют». Глава правительства предчувствовал не только свою насильственную смерть, но и то, что она произойдет не в столице.

Думается, можно смело предположить, что подобное настроение обреченности сыграло весомую роль в дальнейших трагических событиях.

Однако если охрана премьера находилась в его собственных руках, то для обеспечения безопасного пребывания царской семьи в Киеве были задействованы огромные силы полицейского аппарата.