Игорь Шафаревич - Записки русского экстремиста

Поворот в обратную сторону произошел при «сплошной коллективизации» (конец 1927-го – 1931 год). Этот период совпадает с установлением полновластия Сталина. Но повороту политики предшествовали столкновения с оппозициями на XIII, XIV, XV съездах. Много раз высказывалась точка зрения, что Сталин на самом деле реализовал программы этих оппозиций. В этом его не раз упрекал в эмиграции Троцкий. Но и у Сталина есть мысль, что «если бы мы пошли за авантюристами типа Троцкого и Зиновьева, мы бы тогда провалились», то есть что он только нашел нужное время (как Ленин в 1917 году: «сегодня рано – послезавтра поздно»).

Но мне кажется, что ситуация глубже. Вокруг этих оппозиций собирались самые активные, энергичные, нетерпеливые члены партии. Нэп переживался как трагедия. Сводки ЧК за 1922 год (для высшего руководства) сообщают о массовом выходе из партии «целыми комячейками» «вследствие несогласия с новой экономической политикой» (Поволжье, Северный край, Сибирь, Юго-Восточный край). Резко возросло число самоубийств среди членов партии. Это было настроение: «За что боролись?» Действительно, идеи «военного коммунизма» совпадали с основными принципами партийной идеологии.

Например, «трудармии» Троцкого были предсказаны в «Коммунистическом манифесте». Отказ от этих идей был очень болезнен для самых идейных коммунистов. Активная часть партии требовала реванша за поражение в крестьянской войне. Это и была основа всех оппозиций, хотя лидеры их и сменялись. Под конец более чуткая часть руководства поняла, что у партии, собственно, и нет другой программы, и приняла ее. Не почувствовали, сопротивлялись Бухарин и др. Но и то до тех лишь пор, пока не стало ясно, что план не провалился. Это и есть смысл слов в предсмертном письме Бухарина: «Вот уже седьмой год, как у меня нет и тени разногласий с партией». Да и Сталин при первом столкновении обвинял их лишь в «паникерстве», сравнивая с чеховским «человеком в футляре».

Это далеко не редкий случай, когда маргинальные течения, потом выталкиваемые на обочину, помогают большой социальной структуре выработать ее стратегию. Например, в конце XII века житель Лиона, Петр Вальдус, обратился в Рим с просьбой разрешить ему создать нищенствующий орден. Его отослали к некоему кардиналу, который проэкзаменовал его по богословским вопросам и выяснил, что он в них безграмотен. В его просьбе ему отказали, сложившаяся вокруг него группа ушла в подполье, стала быстро радикализироваться и распространилась по всей Европе (ересь Вальденсов). Но зато, когда несколько позже с аналогичной просьбой обратился Франциск Ассизский, ему не отказали, и орден францисканцев играл громадную стабилизирующую роль в средневековом обществе.

Но все это лишь техника, а суть в том, что осуществилась единая концепция, заложенная в марксизме, на которой и создавалась партия, которую временно смягчили в 1921 году, так как, по словам Ленина, ее осуществление «означало бы крах советской власти и диктатуры пролетариата». При коллективизации эта концепция все же восторжествовала. А концепция по существу была та же, что и в Западной Европе и Северной Америке, только реализация ее была сжата в несравненно более короткие сроки, поэтому она выглядела гораздо более радикальной. Но это было принятием Россией западного типа развития, сначала с другими декорациями, а позже (1989–1993 годы) и в том же виде.

Сейчас то, что мы видим, – это яркая картина того, как западная цивилизация завоевывает мир. Конечно, самая большая «победа» – это распад Советского Союза. Но также Югославия, Ирак, Афганистан… И процесс явно еще в разгаре. В его оценке возможны две точки зрения.

Первая. В едином процессе развития человечества западная цивилизация представляет собой передовую, на настоящий момент, высшую фазу. Весь мир должен ей следовать и перейти к такой же городской и технологической форме жизни. Человечество переживает ключевой, исторический момент – конец смешанного, сельско-городского образа жизни, или, по Кондратьеву, «двухсторонней, аграрно-индустриальной экономики», длившегося более 10 тысяч лет. Родится новое общество и новый человек. Все человечество переживает муки рождения нового общества. Это часто мучительно, но неизбежно, а сверх того окупится в будущем невиданным развитием производительных сил человечества.

Но возможен и другой взгляд. Очень мала вероятность того, что именно на несколько живущих сейчас поколений пришелся конец грандиозного, более чем десятитысячелетнего периода истории. Это ведь обычная точка зрения революционеров – что они создают «новый мир», «нового человека» (французская революция, большевизм, национал-социализм и т. д.). Такое умонастроение вызывает временный мощный всплеск энтузиазма у его сторонников, однако через некоторое время выясняется обычно, что переворот хоть и решал некоторую задачу, но гораздо более скромную – и часто совершенно отличную от прокламируемых принципов. С другой стороны, мы часто преувеличиваем драматичность (в общемировом плане) переживаемого нами момента. Ощущение «конца мира» может отражать правильно замеченное окончание заметного периода истории. Например, Леопольд Ранке описывает, как в преддверии Реформации в Германии распространилось чувство приближающегося конца света (в одном городке паника возникла из-за того, что трубу пастуха приняли за трубу архангела, возвещающего Второе Пришествие). Но это отражало объективное приближение конца традиционного средневекового общества.