В вотчинное село князя Телятевского спешно прискакал доверенный челядинец молодого Василия Шуйского с бумажным столбцом. Князь писал:
"Челом тебе бью, княже Андрей... Наш злой погубитель насилья и неправды чинит, притесняет не в меру и лютые казни свершает. Пора нам выступить воедино. И час настал, княже. Государево войско в Ливонии да крепостях. С юга крымцы набегают, путь к Москве открыт. Идем с нами. Крымцы помогут нам царя-злодея осилить да былые уделы и свободы возвернуть. А за оную помощь хану крымскому Девлет-Гирею отдадим Казань и Астрахань..."
Гонец Шуйского долго ожидал ответа. Юный князь не спал ночами, метался по хоромам и, наконец, отбросив все сомнения, написал Шуйскому.
"Князь Василий. Царя не хвалю, вельми жестокосерден он и алчен до крови боярской. Однако неустанно государь наш и о Руси печется. Татарам на поклон не пойду и изменником не стану. А ежели ты сам хану Девлет-Гирею помыслы и беды державные откроешь да к Москве крымцев подведешь - быть твоей голове на плахе. И порукой тому - мое слово..."
Но грамоты своей порешил князю Шуйскому не посылать, а доверенному челядинцу сказал:
- Скачи назад. Грамотки от меня не будет, сам все твоему князю на Москве обскажу.
Гонец помчал в стольный град. Вскоре снарядился в Москву и Андрей Андреевич. Перед отъездом позвал в моленную горницу Ксению и, показывая на темно-зеленый ларец возле иконостаса, наказал:
- Сей ларец береги, сестрица. Храни его за божницей крепко-накрепко.
По дороге в Москву Андрей Андреевич думал:
"Князь Василий хоть и молод, но первейший лукавец на Москве. Оставлю грамотки при себе, сгодятся при случае".
В Китай-городе, на Ильинке, в богатых хоромах Шуйского высказал князю Василию то, о чем писал в грамотке. И с той поры стали недругами.
Сторожевые разъезды донесли вскоре государю, что крымцы вот-вот приблизятся к Москве. Царь Иван Васильевич, не мешкая, отозвал ряд воевод из Ливонии. Русская рать спешила занять берега Оки, но не успела. Хан Девлет-Гирей сумел обойти ее и окружным путем подступил к Серпухову, где был сам государь с опричниками. До царя дошли слухи об измене воевод. И государь бежал. Бежал в Коломну, оттуда в Александровскую слободу, а затем, миновав Москву, в Ростов-Великий.
Князь Андрей Телятевский призывал воевод Бельского, Мстиславского, Воротинского и Шереметова отойти от Оки и встретить хана в поле. Князья не решились столкнуть русскую рать с крымской ордой, укрылись в Москве, и без того переполненную десятками тысяч беженцев.
Князь Иван Бельский с Большим полком стал на Варламовской улице, Шереметьев и Мстиславский - на Якимовской, Воротынский и Татев - на Таганском лугу против Крутиц, Темкин с дружиною опричников - за рекой Неглинной.
Хан подступил к Москве в душное жаркое майское утро, в праздник вознесения господня. Ратники приготовились к битве, но Девлет-Гирей на приступ идти не посмел. Зато улусникам удалось поджечь стольный город.
Высоко вздымая в синее безоблачное небо огненные языки и дымы пожаров, заполыхала Москва боярская. С шумом и ревом огненное море вскоре разлилось из конца в конец города, пожирая курные избы ремесленного люда, нарядные рубленные боярские терема и хоромы, вековые деревянные часовни и храмы.
Залить водой и растащить баграми быстро и жарко полыхавшие срубы уже было невозможно. Ратники, ремесленные люди и крестьяне, задыхаясь от нестерпимого зноя и въедливого дыма, валившего густыми, черными клубами из дверей и окон, метались в кривых и узких переулках, давили в тесноте друг друга, гибли под развалинами полыхающих домов. Многие москвитяне, гонимые жарким пламенем, бросались в Москву-реку, Яузу, Неглинную и тонули десятками тысяч.
Хан Девлет-Гирей, устрашившись невиданного пожара, удалился на Воробьевы горы. Грабить уже было нечего, а воевать некого.
Уцелел один государев Кремль, где в церкви Успенья Богоматери отсиделись ряд воевод с митрополитом Кириллом и князьями Шуйскими.
Начальный воевода князь Иван Бельский задохнулся в погребе на своем дворе. Князья Телятевский и Темкин с десятком опричников успели перебраться через Неглинную и спастись от огненного смерча за высокими каменными стенами Моисеевокого монастыря. Когда вышли из иноческой кельи, князья ужаснулись увиденному. На пепле бывших хором, теремов, подворий и изб лежали груды обгорелых трупов, человеческих и конских. Кишела утопленниками Неглинная, Яуза, Москва-река.
Хан со своей ордой два дня стоял на Воробьевых горах, не решаясь вступить в мертвый город и осадить Кремль. На третий день Девлет-Гирея известили, что к Москве приближается властитель Эзеля, принц датский Магнус с великим войском. Хан знал, что государь всея Руси Иван IV назвал принца своим братом, обещая женить его на своей племяннице Евфимии.
Читать дальше