Валерий Замыслов - Горький хлеб (Часть 5)

- Вот то верно, Митрий. Еще покойный царь Иван Васильевич за укрывательство беглых мужиков по десять рублев повелел в казну взимать. Пущай мошной тряхнет князь, - проговорил осанистый, горбоносый, с чернявой кучерявой бородой Григорий Сумбулов в байберковом5 кафтане.

"...Великий государь всея Руси Федор Иванович! Воззри на мою горькую слезную просьбу и свою царскую милость окажи", - закончил Митрий Капуста.

Прокофий Ляпунов не спеша отпил из кубка, закусил груздочком и молвил степенно:

- Не все в грамотке указал, друже Митрий. Надлежит государю добавить письма разумного.

- Научи, Прокофий Петрович. Впервой челобитную пишу. Не горазд я к чернильному делу.

Ляпунов отодвинул от себя кубок, распрямил крутые плечи и, поглаживая рыжеватый ус, заговорил длинно и издалека:

- И в моем земельном окладе было не сладко. Пять лет назад пожаловал мне государь за верную службу поместье на Рязанщине в триста душ. Радехонек был. Двести десятин - земли немалые, есть чем кормиться. А когда приехал в поместье, за голову схватился, други мои. Достался мне оклад царского опричника Василия Грязнова. Ранее эти земли боярину Колычеву принадлежали. Сказнил его Иван Васильевич, а вотчину опричным людям роздал. Ну, скажу я вам, братцы, и поместье! Хуже нет. После Василия Грязнова не только что пиры задавать, а и раз изрядно потрапезовать нельзя. Разорил оклад Василий. Мужики обнищали, разбрелись по Руси, земли пахотные запустели - куда ни кинь - пустошь да перелог. Всего с десяток крестьян в поместье осталось, да и с тех неча взять. Призадумался я, а затем челом государю Федору Ивановичу ударил. Слезно просил льготу дать года на четыре, чтобы мужички мои дани не платили, ямских и посошных денег в казну не давали, на построй городов и крепостей не отзывались, от наместника, волостителя поборов не имели, коня царского не кормили, сена на государеву конюшню не косили, прудов не прудили, к городу камня, извести и колья не возили, на яму с подводами не стояли, ямского двора не делали...

- Ишь ты как закрутил, - прервав Ляпунова, качнул головой Митрий Флегонтыч.

- Вот и в твоей челобитной одного письма не достает, друже Митрий. Не забудь приписать.

- Был бы прок, - буркнул Капуста и снова потянулся к оловянному кубку.

- А про то государю решать. Прислал ко мне царь Федор Иванович приказного человека из Разряда6, чтобы слезную грамоту мою проверить, дознаться, отчего поместье запустело. От голоду, лихого поветрия, государева тягла или самого дворянина служивого, от его небреженья? Две недели ездил приказной по сельцам да погостам с обыском. До всего дознался и государю доложил, что поместье от опричных дел да ливонских тягот запустело. Царь Федор Иванович смилостивился и льготы мне на оные годы дал.

- Так поправил ли дело, Прокофий Петрович? - вопросил Капуста.

- В первые годы, когда поместью моему облегчение дали, крестьяне малость выправились. Зачали десятины пахать, хлебушком обзавелись, избенки новые срубили, А потом новая поруха вышла. Мне-то поместьем кормиться надо да цареву службу справлять. Изделье крестьянам на два дня увеличил, оброк деньгами на себя стребовал. Взроптали мужики!

- Велик ли оброк с оратая берешь? - поинтересовался Истома Пашков, распахнув голубой зипун.

- По три рубля, двадцать алтын да четыре деньги с сохи7, друже Истома Иванович, - ответил Ляпунов.

- Ох, свирепствуешь, Прокофий Петрович, - ахнул Митрий Флегонтыч. - Уж на што я с крестьянами крут, но и то токмо по два рубля с полтиной взимаю. Не зря у тебя крестьяне бунтуют.

- Крестьяне нонче всюду гиль заводят. По всей Русн смута зачинается. У меня в поместье приказчика насмерть дубинами побили. Чего доброго, и хоромы спалят, - проворчал Истома Пашков.

- Худо живем, братцы, - вздохнул Григорий Сумбулов. - И у меня та же поруха. Почитай, половина мужиков из поместья на патриаршие да боярские земли разбежались Бояре-беломестцы8 вконец обнаглели. Пришлют в деревеньку своего человека и прельщают крестьян. Гришка-де, у вас человечишко худородный, поместьишко у него скудное. Ступайте-ка в заклад на белые, без царевых податей, земли к моему родовитому боярину. Он вам доброй земли пожалует, кормить и поить будет вволю. Вот и бегут крестьяне к сильным людям. А кинься на розыски - и толку мало. Либо запрячут мужиков в своей вотчине, либо совсем тебя не пустят. Сунулся я было к князю Черкасскому, а он на меня псов натравил да оружных людей навстречу выслал. Еле живым ушел. Снарядил гонца к царю с челобитной - и тут прок невелик. Перед Москвой гонца перехватили, грамоту отобрали и батогами избили. И к самому царю теперь не пробиться: он все по хоромам да святым обителям ходит, совсем затворником стал. Одна надежда на боярина Бориса. Родовитых он зело недолюбливает.